— Готовы? — крикнул он в домофон.

— Готова. Сейчас спущусь.

— Захватите жакет. Я собираюсь опустить крышу.

— Хорошо.

Надо сказать, большинство женщин — молодые девушки, молодые женщины, женщины постарше и так далее время от времени мечтают об одном и том же. Круг их грез довольно ограничен: романтика, месть, деньги и власть. Последовательность почти всегда зависит от возраста мечтательницы.

Когда вы молоды, скажем, лет от шестнадцати до тридцати, мечты в основном вертятся вокруг романтики/мести: чудесная свадьба, уточняю, ваша чудесная свадьба, с неотразимым, богатым парнем, завидной добычей, которому до этого удавалось выскальзывать из всех капканов. Но в ваших мечтах вы единственная, которая сумела получить его, потому что вам одной он не слишком был нужен, и вот теперь вы центр всеобщего внимания и наконец отомстили всем бойфрендам, которые когда-то вас бросили, и всем девушкам, укравшим ваших бойфрендов прямо из-под вашего же носа, пустив в ход любой низкий, подлый, омерзительный трюк, на какой только способны женщины. И наконец предмет вожделения всех соперниц стоит и ждет вас у алтаря. А вы плывете по проходу в платье от Веры Вон.

Или другая, профессиональная, ориентированная на карьеру мечта, имеющая гораздо больше общего с властью и местью, чем романтика. Действие происходит на совете директоров, где после короткой, яростной, мастерской политической битвы вас выбирают председателем и президентом в обход всех мужчин, большинство из которых вы немедленно увольняете, а остальных вынуждаете оставаться и страдать. Может, вы даже заходите так далеко, что иногда лягаете их в коленку. Костюм от Армани облегает тело как перчатка, и в пустом кабинете рядом с вашим уже устроен тренажерный зал. Кабинет пуст, потому что вы уволили слизняка, которому он принадлежал и который пытался испортить вам жизнь, а теперь продает таймшеры на какой-то второсортный болгарский курорт.

С возрастом у меня появился третий род фантазий: я все больше стала мечтать о власти, романтике, деньгах. Все происходит примерно так: вы останавливаете свой «пантер-мадриган-кабриолет» у трамвайной остановки, чтобы посадить парня (возможно, того, кто мог бы, но не стал ждать у алтаря двадцать лет назад), который приехал провести день, или сутки, или уик-энд в вашем загородном доме. Вы соблазняете друг друга на кашемировом одеяле, под цветущей яблоней на вашей ферме, в вашем саду до, в течение и после пары бутылок охлажденного монтраше и сандвичей с цыпленком, приготовленных вашей кухаркой с домашним майонезом, на хлебе, с которого заботливо срезана корочка. После всего он дарит вам прелестную брошь, идет спать в свою комнату, а вы отдыхаете в своей, и вы не видите друг друга до самого обеда, когда пора пить коктейли.

Ну так вот, утром, когда я спустилась вниз, мечта сбылась не совсем, но все было не так уж плохо. Оуэн придержал дверцу черного кабриолета, пока я садилась на обтянутое телячьей кожей сиденье.

— Красивая машина, — похвалила я.

— Мне не следовало вести ее самому и не следовало оставлять ее за собой.

Он обошел кругом и сел за руль. Мне показалось, что сегодня он воспользовался одеколоном Кэри Гранта.

— Если бы каждый месяц с конвейера сходило на десять штук больше, мы не оказались бы в нынешнем положении.

— Можете не терзаться угрызениями совести и наслаждаться новой машиной. Один «мадриган» туда, один сюда особой разницы не составит. Да и десять тоже.

— Вам вовсе не обязательно каждый раз напоминать.

— А я так не думаю.

— Хотите, чтобы я поднял крышу? Когда мы свернем на М-4, уверен, станет куда холоднее.

— Ни за что. Такая прекрасная погода!

Я потуже завязала шарф на голове.

— Беспокоитесь о своих волосах?

— Ничуть.

В награду мне досталась одна из тех солнечных улыбок, которые освещают мир.

— Потрясающе, — пробормотал он, включая первую скорость, и мы отчалили от обочины так плавно, что казалось, летим по воздуху.

— Эта машина — чудо, — объявила я, пока мы пробирались через уличный поток к шоссе М-4. — Вам нравится, как она себя ведет?

— Да, при всех условиях, кроме снега: это просто несчастье. Хорошо, что здесь это не проблема, а вот на других рынках… Даже шипованная резина не помогает. Представляете, какой кошмар: люди, купившие стотысячную машину, вынуждены класть в багажники восьмидесятифунтовые мешки с песком, чтобы не слететь с дороги. Но похоже, с этим ничего не поделаешь.

Я вполне могла бы с ним согласиться, но мудро промолчала. Потому что во Франции у меня тоже есть «мадриган-кабриолет». Темно-зеленый. Я так люблю эту машину, что втайне считаю подобную страсть нездоровой.

На шоссе он развил скорость, так что сильный ветер, бивший в лицо, мешал разговаривать. Что же, это к лучшему: меня так тянет к Оуэну, тянет физически, что я все равно не уверена, смогла ли найти нужный тон. Меня переполняли такое желание, такая страсть, что я была просто не в состоянии оставаться собой. Может, дело было в машине. Может, в отзвуках адреналинового восторга, все еще тлевших во мне после вчерашней ночи. Может, в десятках и десятках камней стоимостью Многие миллионы долларов, лежавших в темноте моего сейфа. Может, в ощущении некоего счастья, с которым я проснулась.

Не знаю, но что бы там ни было, поездка постепенно приобретала возбуждающую и чувственную атмосферу, и я вдруг обнаружила, что ищу глазами цветущие яблони вдоль шоссе, хотя стояла зима, и мысли об этом вызывали приливы жара к лицу. Может, причина в том, как он вел машину. Сильные руки, четкие движения. Пальцы со спокойной уверенностью сжимают руль и рукоятку переключения скоростей… и я воображала, как они скользят по моему телу с той же уверенностью и твердым знанием того, что и как надо делать. Я чувствовала, как они ласкают мои груди, спускаются вниз, завладевая каждым дюймом кожи. Ощущала на себе его губы.

Я закрыла глаза, откинула голову и прислушалась к свисту ветра.

«Паша» шевельнулся, словно живой. Граненые края чуть царапали меня, напоминая о необходимости держать себя в руках.

Я срочно открыла глаза и принялась считать дорожные знаки. К тому времени, как мы свернули к Хенли-на-Темзе, я довольно сильно замерзла: огонь превратился в едва тлеющие уголья.

— У нас еще есть немного времени, — сказал Оуэн на подъезде к городу из исторических романов. — Как насчет кофе?

— Прекрасная мысль.

Мы нырнули в маленькую древнюю закусочную с низкими потолками и кружевными занавесками на окнах в свинцовых переплетах. Здесь пахло чем-то домашним вроде слегка подгоревшего тоста с маслом и медом.

— Встреча не должна занять много времени, но вы мне нужны, чтобы выправить положение, если оно осложнится, конечно. Простите, что испортил вам субботу. Уверен, что вам сегодня пришлось отклонить столько заманчивых приглашений, ведь вы так популярны.