— Помню.

— В этом часть нашей проблемы. Чувствуете разницу? — Оуэн взмахом руки показал на фасад. — Все это связано с тем, что олицетворяет автомобиль: деньги, власть, скорость, секс, — не с тем, кого вы знаете, в какую школу ходили и в каком клубе состоите.

— Неужели? Хотите сказать, что кожаные заплаты на локтях вашего твидового пиджака и тот факт, что я блондинка, составляют такую уж огромную разницу? Все, чего недостает, — так это трубки и собаки. А в остальном вы и есть тот самый парень.

— О'кей. Намек понят, — улыбнулся он. — По крайней мере я моложе, чем он.

— Я так не думаю.

Он придержал для меня дверь.

— Вам никто не говорил, что у вас серьезные проблемы с беспристрастным отношением к людям?

— Только вы.

Войдя, мы поднялись по лестнице из блоков зеленого стекла, которая словно сама собой поднималась в воздух, без всяких опор, и вошли в кабинет Гила Гарретта.

Гил в своей кашемировой водолазке с длинными рукавами, свободных габардиновых слаксах и мягких кожаных мокасинах, казалось, просто был создан для роли президента «Пантер отомобайл компани». Подтянутый, грациозный, с мягкими кошачьими движениями, словно сам был в молодости автогонщиком. Или боксером. Светлые жесткие волосы лежали на голове густой шапкой, нос, очевидно, был пару раз сломан. В нем не было ничего аристократического: приветливый, учтивый, любезный, крепкий ирландец.

— Доброе утро, Кик. Спасибо, что приехали, Оуэн, — кивнул он, пожимая руку босса. — Я хотел присмотреть за последними испытаниями.

За окнами его углового кабинета на безупречно ровном испытательном автодроме проходило нечто вроде соревнований между тремя машинами, казавшимися с виду одинаковыми, но одна из них явно была быстрее. Вой двигателей доносился и сюда: не слишком громкий, чтобы мешать беседе, но достаточно ощутимый, чтобы напомнить посетителям, где они находятся. На заводе — изготовителе самой дорогой, самой высоко ценимой, самой престижной, самой мощной и самой шикарной в мире машины.

Оуэн и Гил разложили бумаги на столе для совещаний. Я заняла место в торце и старательно стенографировала беседу, но думала о другом. О секрете Оуэна. Что он там задумал?

— Перейдем к «проекту Карузо».

Брови Гила взлетели едва не до корней волос. Взгляд метнулся сначала ко мне, потом к Оуэну.

— Все в порядке, — отмахнулся Оуэн. — Я полностью доверяю Кик. Она знает, в каком положении мы очутились, и правда в том, что без нее нам не выпутаться.

— Уверены? Учтите, как только паста вылезет из тюбика, обратно ее не запихнешь.

— Абсолютно. Давайте начнем. Не желаю тратить весь день на совещания и к тому же пообещал Кик доставить ее в город к полудню. Мне нужны подробности. — Он повернулся ко мне и постучал пальцем по столу. — Кик, никаких записей.

Я отложила ручку.

Гил, похоже, все еще сомневался, и вид у него был не слишком радостным. Наши глаза встретились, и я вдруг поняла, что он не любит меня и никак не может решить, стоит ли мне довериться.

— Если гадаете, смогу я или не смогу сохранить тайну, можете не сомневаться. Смогу.

— Это еще неизвестно.

— Гил, — нетерпеливо перебил Оуэн, — не тяните, выкладывайте. Нам нужно идти вперед. Ничего не поделать, у нас нет другого выхода, кроме как объяснить ей все. Вы очень любите этот завод? А машины? Ну так вот, Кик любит «Баллантайн» в десять раз больше. Это единственный способ выжить для всех нас. Поймите, нас буквально прижали к стенке, и расстрельная команда заряжает ружья.

— Знаю.

Гил повернулся ко мне и подался вперед. Его дискомфорт и агрессия были очевидны.

— Хочу, чтобы вы поняли, Кик. Едва вы увидите, что мы делаем… — начал он, но тут снова вмешался Оуэн:

— Кстати, я передвинул дату: осталось всего девяносто дней.

Гил резко вскинул голову:

— Шутите?! За такой срок ничего не сделать!

— А придется, потому что, повторяю, выбора нет. «Креди Сюисс» согласился продлить срок еще на три месяца, но потом они за нас возьмутся, будьте уверены.

Оуэн глянул на часы.

— Я поведу ее в ангар: лучше один раз показать, чем час объяснять, — бросил он, вставая и натягивая пиджак. — Пойдемте, Кик.

— Что это за «проект Карузо»? — спросила я, застегивая ремень безопасности. Небо затянуло облаками, похолодало, и я потуже стянула шаль.

— Вы просто не поверите, — улыбнулся Оуэн.

Предельная скорость V-12, сходящих с заводского конвейера, — сто шестьдесят пять миль в час. Но на машине Оуэна такого регулятора не имелось. Он был так же взвинчен, как мотор его автомобиля, и в какую-то минуту я обнаружила, что мы завываем по автодрому со скоростью почти сто восемьдесят. Вскоре мы свернули на узкую дорогу, отмеченную табличкой: «ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ЛАБОРАТОРИЯ ИСПЫТАНИЯ КРАСИТЕЛЕЙ. БЕРЕГИСЬ».

Мы миновали пустое караульное помещение с закрытыми воротами и еще одной предупреждающей табличкой: «ВЗРЫВЧАТЫЕ ГАЗЫ. БЕЗ ЗАЩИТНЫХ КОСТЮМОВ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ПРИМЕНЯЮТСЯ ВЫСОКОТОКСИЧНЫЕ ГОРЮЧИЕ ВЕЩЕСТВА. ОПАСНО».

Под красными буквами чернел череп со скрещенными костями. Оуэн нажал кнопку на противосолнечном козырьке, и ворота раздвинулись. Мы оказались на огороженном участке.

Я чувствовала, что сейчас случится что-то очень важное. И жизнь необратимо переменится. Пришлось срочно прикусить губу, чтобы промолчать. Не сказать: «Давай вернемся. Давай не пойдем туда. Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Оставь свой секретный проект в секрете».

Серое одноэтажное строение из бетонных блоков, которое, судя по виду, вполне могло выдержать ядерный взрыв, маячило в конце дороги. В маленьких квадратных окнах горел свет. Несколько ничем не примечательных машин и грузовиков были припаркованы на стоянке.

Оуэн остановился перед стальной дверью на роликах и, перед тем как выключить зажигание, поднял крышу машины.

— Не считаете, что нам стоит надеть маски или комбинезоны? — спросила я.

Он непонимающе уставился на меня.

— Взрывчатые газы и все такое? Испытания красителей.

— А, это, — хмыкнул он. — Нет, это просто чтобы отпугнуть посторонних. Идем скорее. Что-то похолодало. Кажется, пойдет дождь.

Он отодвинул тяжелую дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и отошел в сторону, давая мне пройти, но я случайно задела его, и наши глаза встретились.

— Простите, — пробормотала я смущенно, погружаясь в пыльный, шумный водоворот.

Потолочные люминесцентные лампы заливали комнату таким ярким светом, что было больно глазам. Вдоль стен тянулись деревянные верстаки. Над ними висели фотографии предметов мебели в натуральную величину. Точнее, крупные планы предметов мебели, некогда принадлежавших леди Мелоди Карстерз. Едва мы вошли, четверо краснодеревщиков в синих припудренных белой пылью комбинезонах бросили работу и выпрямились. Двое стянули наушники.