Он поднял глаза и увидел ее.

— О, привет! — Вид у него был слегка взъерошенный, фланелевая рубашка застегнута не до конца, на ногах — одни носки, без ботинок; глядя на волосы, можно было подумать, что он только что спал. Но между тем выглядел он все равно привлекательно.

— Привет, — ответила Мэри Энн, отчетливо ощутив, насколько сама она смотрится иначе: на ней были новые джинсы, туфли на высокой платформе, элегантный длинный свитер под цвет глаз и длинные висячие серьги.

Джонатан, впрочем, никак не прокомментировал ее наряд, а только распахнул боковую дверцу.

— Входи. Хочешь выпить?

Они сели на крыльце и, пока дожаривалась лососина, принялись за салат, запивая его пивом из бутылок.

— У меня такое чувство, словно я избежал смертной казни, — произнес он отрывисто. Мэри Энн не сразу поняла, что он говорит о расторгнутой помолвке.

— Значит, по-видимому, ты поступил правильно, — ответила она после паузы.

— Да, Анджи не та, кто мне нужен.

— Как она себя чувствует? — спросила Мэри Энн. Ей вспомнилось, как увлеченно обсуждались цвета платьев для подружек невесты. Наверное, Анджи не разделяет его ликования.

К Джонатану сразу вернулась его сдержанность.

— С ней все в порядке. Я звонил ей сегодня. Думаю, нам надо отдохнуть друг от друга. Она сказала, что не хочет со мной встречаться. В общем — вот так.

Мэри Энн не услышала в его тоне ни капли сожаления.

— Расскажи о себе, — попросил он. — Мы знакомы все время, пока я живу в Логане, но у меня такое чувство, что я все еще плохо тебя знаю.

— Выросла я во Флориде… — Она бегло рассказала, где училась и работала.

— Ты могла бы снова жить в большом городе? — спросил он, подразумевая, видимо, Нью-Йорк.

— Конечно.

— А вот Анджи говорила, что могла бы жить только здесь и больше нигде.

Мэри Энн ничего на это не ответила. Лососина была превосходная. Когда они поели, Джонатан предложил войти в дом и послушать новые записи, которые ему дал ведущий музыкальной программы. Но едва она уселась на обтянутую шотландкой кушетку в его уютной гостиной, как он сел рядом, обнял ее и крепко поцеловал в губы.

Мэри Энн опешила. Она сейчас не испытывала желания отвечать на его поцелуй, но тем не менее понимала, что должна это сделать. Слегка отодвинувшись, она увидела его улыбающееся лицо. Она все же позволила ему поцеловать себя снова и поцеловала его в ответ, смирившись с неизбежностью. Он провел ладонью по ее щеке, по волосам, романтично… и ловко. Даже несколько деловито.

Мэри Энн не могла объяснить своего смущения. Он ей очень нравился — она считала, что влюблена в него, и давно. И вот он как будто отвечает на ее чувства… Но не потому ли, что перед ее приходом выпил больше двух бутылок пива? Не в этом ли все дело?

— Хочешь, пойдем наверх? — спросил он.

— Нет, — коротко ответила Мэри Энн. — Не сейчас. Ты ведь сам сказал, что мы не так уж много знаем друг о друге.

— И все-таки мы знаем друг друга, — не отступал он. — И не один год приглядываемся друг к другу.

Хорошо хоть, что он не сказал: «И ты не один год на меня пялишься». Он не погрешил бы против истины.

— Ты только что порвал с Анджи, — напомнила ему Мэри Энн. — Для меня это все чересчур быстро.

Он немного подумал, потом неторопливо кивнул:

— Тогда посмотрим фильм?

— Моя тетя… — Но с Каролиной сейчас Камерон. — Хорошо.

Он выбрал «Переулок чудес», и вскоре Мэри Энн поняла, что трудно читать титры и одновременно воспринимать непрекращающиеся ласки Джонатана. «Я же мечтала об этом», — повторяла она про себя. Но вся ситуация несколько вышла из-под ее контроля и разрядилась, только когда на экране появилась Сальма Хайек и отвлекла его.

До того как она ушла, они успели еще несколько раз обменяться поцелуями, продолжительными и нежными.

— Я позвоню тебе завтра, — пообещал на прощание Джонатан.

По дороге домой Мэри Энн с улыбкой думала, что наконец-то получила желаемое.

Было уже шесть часов вечера следующего дня — время, на которое Мэри Энн планировала ужин, — а родители ее все не появлялись. Она очень рассчитывала, что они задержатся, и даже поспорила с Каролиной, которая предлагала сесть ужинать в семь. Итак, они сели за стол втроем — она, Каролина и Грэхем. Мэри Энн всем сердцем надеялась, что родители приедут только после ухода Грэхема. Пока все шло как нельзя лучше.

— Подумать только, я читала все ее романы! — радостно воскликнула Каролина, когда Грэхем сказал, что его мать — писательница Эвелин Корбет. Мне так нравятся ее персонажи — они то и дело влипают во всякие истории, очень жизненные. Но моя мать даже смотреть не стала бы на такие книги.

— Из-за секса, — пояснила Мэри Энн.

— И насилия, — добавила Каролина.

— В общем — из-за реализма, — подвела черту Мэри Энн.

Они ели цыпленка, тушеные баклажаны и запивали прекрасным мерло. Было очень кстати, что Каролина с ними — ведь ее, как и маму Мэри Энн, воспитывали так, чтобы людям с ней было комфортно.

Иногда, правда, Мэри Энн казалось, что мама, учась обходительности, упустила главное. Она всегда давала понять, если испытывает неловкость при упоминании о какой-либо неприятной стороне реальности. Например, о том, что брат Мэри Энн Кевин и его девушка Кендра живут вместе, не состоя в браке. Или еще о чем-нибудь столь же обыкновенном.

— Хейл дозвонился вам? — спросил Грэхем мимоходом. — Я утром заглянул на радио, и он сказал, что пытается связаться с вами.

— Да, — подтвердила Мэри Энн. Сегодня Джонатан тоже предлагал встретиться, но она ответила, что у нее уже есть планы. Он еще сказал, что хотел бы наверстать с ней упущенное время…

«Наконец-то, — твердила про себя Мэри Энн, — я получила то, чего хотела несколько лет, — Джонатана!»

Парис встала со своей подстилки, лежавшей в углу комнаты, подошла к столу и выжидающе села перед Каролиной. Грэхем стал рассказывать о собаке, которая была у него в детстве, а Мэри Энн задумалась, но ее раздумья прервали шаги на крыльце. Дверь отворилась, и она невольно съежилась. «Господи, прошу Тебя, пусть все обойдется!»

Да, это приехали ее родители. Отец — рослый, осанистый, с поношенным лицом старого гуляки, как сказала тетя Каролина. Мама — тоже высокая, но это обычно не замечалось. Она слишком стремилась остаться в тени. Парис, виляя хвостиком, подбежала к двери — обнюхать и поприветствовать прибывших.

В светло-пепельных волосах мамы обильно виднелись серебряные нити. Волосы у нее были прямые и подстрижены под пажа. Такие стрижки носили во времена, когда родилась Мэри Энн. На ней был неброский вязаный джемпер цвета лаванды и скромные синие брюки. Она что-то озабоченно искала в полиэтиленовом пакете.