А тогда, в детстве, Генке пришлось не сладко.

И когда далёким первым сентября он пошёл в свой первый класс, ему было очень нелегко. Он сел вместе с Ванькой за парту в своём 1-ом «А» и добросовестно вычертил в тетрадках в косую линейку все необходимые палочки и кружочки. Его бабушка Валя преподавала за стеной, она в этом году приняла параллельный 1-й «Б». А после вела рисование и историю для четвёртых. Поэтому после школы Генка с Ванькой пошли домой одни. Помахивая одинаковыми портфелями, они дошли до магазина, купили мороженное и двинули пешком за коровником через два поля, и всё — вот он дом. Сразу за коровником, возле кучи навоза, их ждали. Кричащего Ваньку прижали за руки и ноги к земле, а Генку избили и окунули в свежую коровью лепёшку лицом.

— Не ходи в нашу школу! — бросили ему на прощание.

— Упал, — сказал он, объясняя маме Вале и любимому деде свой вид.

Точно так же он упал второго сентября. И третьего.

— Упал, — говорил он, блестя глазами, в ответ на все вопросы.

Ванька вздыхал, стоя рядом.

Генка выдержал неделю. Когда минули первые школьные выходные, Валя, наблюдая, как её внук и сын обували начищенные ботинки, вдруг прижала их достающие до её живота стриженые головы к себе и сказала:

— Я вас домой провожать буду, хотите?

Генка помолчал пару секунд и отрицательно покачал головой:

— Нет. Они подумают, что я испугался.

— Кто «они»? — спросила Валя, чувствуя закипающий гнев: она была готова порвать

уткинских зверёнышей в детском обличье.

Генка, помолчав ещё несколько мгновений, сказал:

— Я больше в школу не пойду. Так будет лучше.

— Кому лучше? — спросила Валя, испытывая необъяснимую горечь.

— Всем, — ответил Генка. И больше ни разу не переступил порог уткинской СШ № 22.

Он получил своё среднее образование на дому. Бабушка его после преподавания в школе и работы по дому входила в его комнату-класс, где на стене висел географический атлас и портрет Пушкина. И Генка вставал из-за стола, приветствуя свою учительницу.

— Садитесь, дети, — говорила она. И они начинали учить стихи, искать на картах Венецию и складывать цифры. И не было у Валентины более благодарного ученика за всю педагогическую карьеру. Генка без проблем одолел курс начальной школы, и Валентине с дедой скоро пришлось приплачивать учителям старших классов за еженедельные занятия с их внуком на дому. В понедельник он осваивал химию, во вторник — физику, в последующие дни — все остальные предметы.

Он помогал Евгению по хозяйству, гонял на велике или висел на турнике.

— Это моя физкультура, — говорил он, широко улыбаясь, — я сам физрук!

И напрягал бицепс, приставая к Евгению:

— Попробуй, деда!

Генка оказался прав: так всем было лучше. Единственное, что его тревожило — это то, что из-за своего частного образования он не стал ни октябрёнком, ни пионером. А ему до дрожи в руках хотелось Стать. Ванька, который учился в школе, равнодушно ходил в небрежно повязанном галстуке. И даже Тольча в своём интернате для детей с нарушениями слуха и речи был принят в пионеры под безмолвный для него бой барабанов.

А Генка — нет. Но ему хотелось. До дрожи в руках хотелось. Он иногда надевал белую выходную рубашку, вот именно дрожащими пальцами завязывал Ванькин алый галстук у себя на шее и, стоя перед зеркалом, поднимал правую руку в пионерском салюте.

— Будь готов, — говорил он сам себе. И отвечал себе же:

— Всегда готов.

Вся семья знала об его мечте, и Валентина, как-то спросила его:

— Ну хочешь я тебе куплю хоть сто галстуков?

Генка отрицательно помотал головой:

— Нет. Так будет не честно.

Той же ночью Генке приснился сон: будто бредёт он по пустынной местности, и только нездешняя луна в нездешнем беззвёздном небе следует за ним, заливая всё вокруг ровным нездешним светом. Он спустился в русло высохшей реки и шёл, рассматривая свою тень на растрескавшемся дне. И давящее в барабанные перепонки космическое безмолвие окружало его. А потом он поднял глаза.

Мальчики и девочки в чёрных пионерских пилотках и чёрных галстуках молча стояли на холме и смотрели на него. Чёрный пионерский стяг неслышимо развевался в руках знаменосца. Барабанщики сжимали в мраморных руках палочки и придерживали свои инкрустированные серебром барабаны. Горнисты прижимали к груди титановые горны, ловящие отблески луны. И все Они смотрели на Него. И глаза на их белых, как мел, лицах были словно уголь из самого глубокого штрека, самой глубокой шахты.

— Здравствуй, Гена, — сказал мальчик, стоящий впереди всех.

— Здравствуйте, — ответил он, — а откуда вы знаете, как меня зовут?

— Мы всё про тебя знаем, — сказал мальчик.

— А кто вы? — спросил Генка.

— Мы Секретные Пионеры, — ответили ему. И ответ этот медленно растворился в пространстве. И Генка почувствовал, как знакомо дрожат его пальцы. Он хотел ещё что-то спросить, но язык словно покрылся льдом.

— Мы слышали о тебе, Гена, и знаем, что ты честный, хороший мальчик. Ты хорошо учишься и не бросаешь товарищей в беде. Ты не ябеда и верный друг. Только таких принимают в пионеры.

— Но я не пионер… — смог выдавить из себя Генка, глядя в глаза мальчику.

— И это мы знаем, — сказал тот и, сделав шаг назад, присоединился к своим товарищам. Тогда подал голос знаменосец.

— Мы все хорошо учились. Мы честные и верные друзья. Мы знаем о твоей мечте. А сейчас мы пришли к тебе и спрашиваем:

— Ты хочешь быть Секретным Пионером? — в один голос произнесли мальчики и девочки в чёрных пилотках. И вопрос этот медленно растворился в пространстве.

— Да, — ответил Генка, испытывая необъяснимую вибрацию всего тела.

— Клянёшься Никогда, Никому Не рассказывать о Нас?

— Клянусь! — горячо сказал он.

И тогда одна из девочек подошла к Генке и повязала на его шею чёрный галстук. Она подняла левую руку в пионерском приветствии так, что ребро её ладони перечертило мраморный лоб наискось.

— Дуб Вотог! — торжественно произнесла она, сверля Генку своими глазами цвета

Тьмы из-под замершей у лба руки.

И Генка уже знал, что ему нужно ответить.

— Адгес Ввотог! — сказал он, вскинув левую руку и чувствуя слёзы на своих

щеках.

— Адгес Ввотог! — эхом повторили все мальчики и девочки. И барабанщики забили в свои барабаны. И горнисты затрубили в свои титановые горны, ловящие отблески луны. И Генка, упав на колени и уже рыдая от счастья, поцеловал край чёрного пионерского знамени.

— Запомни Гена, теперь ты Настоящий Секретный Пионер, — сказали ему.