Канарис служит в штабе кригсмарине, ведает там, в частности, внешними связями. Некоторые из завязавшихся в этот период знакомств он весьма успешно использует в последующем. Затем возвращается в строй – старшим помощником командира линкора «Силезия», наконец, становится его командиром. Иметь под началом корабль такого ранга – голубая мечта каждого флотского офицера. Казалось бы, открылся прямой путь к вожделенным адмиральским шевронам. Но… у Канариса случился конфликт с начальством (и это при том, что, по свидетельству многих, Канарис не был конфликтным человеком). В результате он очутился на малозначительном посту коменданта крепости Свинемюнде на границе с Данией.

Казалось бы, его чисто военно-морская карьера кончилась. На самом деле произошел переход на иную ступень иерархической лестницы, которая привела Канариса к вершине власти, прочному месту в истории Германии и мировых спецслужб, но и к жуткой смерти в петле из рояльной струны ровно за месяц до бесславного падения Третьего рейха.

Это ли не трагический парадокс: Канарис презирал нацизм и… приветствовал его приход к власти. Точно так же к концу жизни он яростно ненавидел Гитлера, которому служил, – не как фюреру НСДАП, но рейхсканцлеру. На самом деле никакого противоречия, шизофренического раздвоения сознания в случае с Канарисом нет. Объяснение лежит в том явлении, которое можно назвать «синдромом Версаля». Он характерен не только для Канариса, но и для тысяч немецких адмиралов и генералов, десятков тысяч офицеров и миллионов бывших солдат и матросов.

Версаль был страшной ошибкой держав-победительниц в Первой мировой войне. Можно возложить вину за развязывание войны на побежденного, можно содрать с него непомерные репарации и контрибуции, можно сменить его правительство и даже государственный строй, но нельзя унижать и оскорблять великую державу и великий народ, как унизили и оскорбили Германию и немцев. Можно, в ряде случаев даже нужно, обезоружить очевидного агрессора, но загонять побежденного в угол и непрерывно, год за годом дразнить его нельзя, это опасно!

Для Канариса и многих других офицеров всех званий и рангов нацисты, в чью идеологию они нисколько не верили, их вождь, которого они в глубине души презирали как социального демагога и выскочку, однако, казались и оказались единственной политической силой, способной смыть позор Версаля и вернуть Германии ее былое величие на новом витке истории. И прежде всего – восстановить ее военную мощь на земле, в небесах и на море. Потому как без военной мощи невозможно представить великую державу ни в XIX, ни в XX, ни в теперешнем XXI веке.

Да, адмиралы и генералы мечтали о реванше, но, будучи военными профессионалами и людьми здравомыслящими, не стремились к европейскому, тем более мировому господству, полагая подобные устремления чистой химерой.

Дата, когда Канарис приступил к исполнению своих обязанностей начальника абвера – 1 января 1935 года, – могла бы показаться случайной, если бы за этим назначением не последовал ряд важных событий.

13 января (то есть всего через две без одного дня недели) в Саарской области проведен плебисцит по единственному вопросу – о возвращении в состав рейха. «За» проголосовал 91 процент избирателей.

9 марта было официально объявлено о создании в Германии военно-воздушных сил.

16 марта в Германии была введена всеобщая воинская обязанность. Объявлено о формировании 36 дивизий полного состава общей численностью около 550 тысяч человек. В честь этого события, означающего фактически полный разрыв с ограничениями Версальского договора, была даже отчеканена серебряная медаль.

26 июня введена обязательная трудовая повинность. Официально – как одно из средств борьбы с безработицей и трудового воспитания молодежи. Это правда, но не полная. Результат (если абстрагироваться от «трудового воспитания» в его чисто нацистском понимании) – строительство в невиданно короткие сроки сети знаменитых автобанов – великолепных, прямых как стрела шоссейных дорог стратегического назначения. Теперь из любой точки Германии к любой ее границе можно было в считаные дни и часы перебросить воинское соединение с боевой техникой и тыловым обеспечением. К тому же необычайно широкие автобаны можно было успешно использовать как взлетно-посадочные полосы[70].

Подводя итог этим и некоторым другим мероприятиям подобного рода, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды Йозеф Геббельс в одной из своих речей произнес: «Мы можем обойтись без масла, но, несмотря на всю нашу любовь к миру, не можем обойтись без оружия».

Со временем эта фраза ужалась в крылатый лозунг всего из трех слов: «Пушки вместо масла!»

…Итак, к середине 1935 года все встало на свои места. Возрождались в новом качестве вооруженные силы Германии, возрождалась, соответственно, военная разведка и контрразведка.

Пустующие еще недавно помещения огромного комплекса на Тирпицуфер постепенно заполнялась людьми. В униформе всех родов войск и в штатском. Численность сотрудников только центрального аппарата достигала уже нескольких сотен.

Автор одной из книг об абвере писал, что здание «…представляло собой лабиринт погруженных в полумрак коридоров, со скрипучими лестницами и настоящим кроличьим садком тесных комнатенок. Доисторический лифт стонал и весь содрогался на ходу, а порой и вовсе не работал. Посетители называли это место «лисьей норой». Трудно было придумать что-нибудь более неподходящее для размещения абвера, который к 1939 году разросся до размеров очень крупного ведомства. Но адмирал отказывался переезжать и не разрешал делать в здании ремонт».

Другой автор описал рабочий кабинет самого Канариса:

«Это помещение, в которое можно было попасть через приемную с двумя секретаршами, было на редкость скромным и не имело ничего общего с помпезными залами, которые привыкли называть своими кабинетами высокопоставленные персоны национал-социалистического режима. Комната была средней по величине, в ней находилась только необходимая мебель, похоже, собранная из старых вещей без всякого стиля и выбора. Перед комнатой находилась пристроенная терраса, с которой можно было смотреть на Ландверканал. На письменном столе стояла миниатюрная модель крейсера «Дрезден», на котором он участвовал в битвах под Коронелем и у Фолклендских островов – память о морской карьере шефа. Рядом пресс-папье, на каменной подставке три бронзовые обезьяны. Одна из них приставила руку к уху и напряженно слушает, вторая с интересом смотрит вдаль, третья прикрывает рот рукой. Это символ разведки – она должна слышать и видеть, но молчать.

Среди картин и портретов, висящих на стене, бросались в глаза большая фотография испанского каудильо с длинным посвящением, рядом – японская картина с дьявольской рожей, подарок японского посла Ошимы. На другой стене – фотографии прежних начальников секретной службы, одна из них – портрет знаменитого начальника отдела 36-го немецкого генерального штаба в период Первой мировой войны полковника Николаи. Над диваном карта мира, конечно, всего мира, потому что интересы человека, который здесь работает, не ограничиваются Германией или Европой, а распространяются на все страны планеты. Обстановку этого кабинета довершали несколько стеллажей с досье, которые Сеппл, жесткошерстная такса, безнаказанно использовал вместо угла, маленький сейф и железная походная кровать, на которую Канарис после обеда при возможности ложился для короткого отдыха. Когда политическая и военная ситуация была особенно напряженной, то бывало, что адмирал проводил всю ночь в своем кабинете, чтобы в случае необходимости каждый раз быть под рукой».