— Ты — это самое лучшее, что могло со мной случиться, — сказал он.

Тугой комок подкатил к горлу Рут. Она хотела сказать в ответ то же самое, но не смогла произнести ни слова. Она знала, что сегодня вечером покинет его навсегда, и не желала, чтобы ее признание принесло ему лишнюю боль.

Несколько невыносимо долгих мгновений — и Рут ощутила Брайана внутри себя. Он приподнимался и вновь опускался, каждым своим движением вызывая в ней новую волну сладкой истомы. Не в силах больше сдерживаться, она двинула бедрами навстречу ему и успела заметить выражение торжества на его бронзовом от загара лице.

Ей удалось поймать нужный ритм, и вскоре весь мир вокруг нее перестал существовать. Рут услышала свой голос, выкрикивающий его имя, и, повернув голову набок, уткнулась лицом в подушки, пытаясь скрыть обуревающие ее эмоции.

— Нет! — прорычал Брайан. — Смотри на меня! Я хочу видеть тебя, когда это произойдет!

Рут повиновалась, и их обоих накрыла жаркая волна безумия…

Позже, когда они лежали рядом, все еще соединенные в одно целое, утомленные и счастливые, Рут призналась себе, что у нее никогда не хватит силы расстаться с Брайаном Стоунером.

Дни летели так быстро, что Рут не успевала заметить, куда они исчезают. Июнь уже кончался, а зал для сквоша был еще не готов. Брайан настойчиво предлагал свою помощь, но она каждый раз вежливо, но решительно отказывалась.

Ей в очередной раз не удалось получить банковскую ссуду на завершение реконструкции, так что по-прежнему приходилось выполнять все работы самой, а драгоценное время уходило. Тем временем цены на недвижимость в Лонгвью росли, а вместе с ними увеличивалась и арендная плата, так что после окончания всех расчетов у Рут едва хватало денег, чтобы расплатиться с Пэтси.

Оставалась одна надежда. По завещанию, оставленному бабушкой Рут, все ее деньги переходили на счет, специально предназначенный для того, чтобы оплатить будущую учебу ее внуков. Когда Грегори, старший брат Рут, поступил на юридический факультет, их мать вознесла благодарность бабушке Галлахер и заплатила сразу за все шесть лет учебы. Когда средний брат Тед решил посвятить свою жизнь медицине, деньги на это были сняты с того же счета. Но стоило Рут только заикнуться о занятиях в балетной школе в Сиэтле, как мать с негодованием отказала ей под тем предлогом, что наступают тяжелые времена и нельзя тратить деньги на пустяки.

Рут пришлось проститься с мечтой о большой сцене, и хорошо еще, что ее взяли в «Пасифик кингз», где она могла приобрести необходимые навыки прямо в ходе репетиций. Плотный график выступлений и необходимость дополнительных занятий вынуждали Рут довольствоваться только тем незначительным жалованьем, которое ей платили в ансамбле, и она несказанно гордилась, что за четыре года ей удалось скопить достаточную сумму, чтобы, вернувшись в родной город, арендовать зал и начать свое дело.

Она никогда больше не пыталась просить денег у матери, но теперь у нее не было выбора. Рут решила появиться в родительском доме без предупреждения. Поступи она иначе, ее скорее всего встретила бы записка с извинениями и ссылкой на неожиданно возникшее срочное дело, пришпиленная к запертой двери.

Поднявшись на выкрашенное коричневой краской крыльцо, Рут нажала кнопку звонка. Ее отношения с матерью уже много лет были такими, что она не могла просто толкнуть дверь и войти.

Розамунд Остин мелькнула в окне, украшенном кружевными занавесками. Любопытство на ее лице сменилось откровенной неприязнью, когда она увидела, кто пришел, но, тем не менее, дверь приоткрыла.

— Что тебе надо? — недовольно спросила миссис Остин через щель.

— Привет, мам, — сказала Рут, у которой при виде матери сдавило горло от ощущения неизбежного провала ее затеи.

— Здравствуй, — нехотя ответила мать, даже не сделав попытки впустить дочь.

— Мне нужно кое о чем поговорить с тобой, но не хотелось бы делать это на пороге, — мягко заметила Рут. — Может быть, ты разрешишь мне войти?

Розамунд ничего не ответила, пристально разглядывая Рут колючими глазками.

— Пять минут, — попросила Рут, ненавидя себя за то, что вынуждена унижаться. — Пожалуйста.

— Пять минут, — неохотно согласилась мать, отступая в сторону, — но не более того. Меня ждут в клубе.

Рут вошла в холл и остановилась, вопросительно глядя на мать. Она ожидала, что та предложит ей пройти в гостиную или на худой конец в кухню. Но миссис Остин не шевелилась, продолжая буравить дочь взглядом.

— Я тебя слушаю, — выдавила она наконец.

— Может быть, присядем?

Розамунд демонстративно посмотрела на часы и вздохнула.

— Если ты настаиваешь…

Они прошли в просторную кухню и устроились за столом друг против друга. Рут набрала побольше воздуха и заговорила:

— Поверь мне, мама, я уже использовала все другие возможности, прежде чем обратиться к тебе, но теперь ничего другого мне не остается… Ты, наверное, слышала про неприятности у меня в клубе. Это именно из-за них… В общем, мне нужна помощь, чтобы закончить реконструкцию и продолжать нормально работать. — Она перевела дыхание и посмотрела на мать. Лицо Розамунд было непроницаемым. — Не могла бы ты выдать мне небольшую сумму из денег бабушки Галлахер, мам?

— О каких деньгах ты говоришь? — спросила миссис Остин.

— Ты знаешь… Это те деньги, которые бабушка завещала Грегори, Теду и мне. Деньги, которыми ты оплачивала учебу моих братьев.

Розамунд молчала. Рут сделала еще одну попытку.

— Отец говорил, что мне никогда не придется беспокоиться об учебе в колледже, потому что бабушка позаботилась об этом. Я знаю, у нас было трудно с деньгами, когда я окончила школу, но, может быть, теперь…

— Ты знаешь, сколько стоит год учебы в Вашингтонском университете? — ледяным тоном поинтересовалась Розамунд.

— Нет.

— А в медицинской школе?

Рут покачала головой.

— Конечно, ты не знаешь, — с удовлетворением заключила ее мать. — У тебя никогда не хватало мозгов, чтобы позаботиться о действительно достойной карьере, как это сделали твои братья. Денег, которые оставила твоя бабушка, уже давно нет и в помине. Но даже если бы они были, даже если бы у меня был миллион долларов на счету, я бы не рискнула доверить тебе ни цента.

— Но ведь это были и мои деньги тоже, — упрямо сказала Рут. — Отец говорил, что они завещаны всем троим.

— Твой отец! — раздраженно воскликнула мать. — Твой отец давно умер, оставив меня с тремя детьми на руках, и мне пришлось заботиться о них в одиночку. Поэтому, что бы он ни говорил когда-то, я одна решаю, как мне поступать с деньгами. После того позора, который мне пришлось вынести из-за твоих выходок в школе, ты не заслуживаешь ничего!

— Почему ты так поступаешь? — в отчаянии спросила Рут, хотя вопрос был чисто риторический. Она уже не раз имела возможность выслушать мнение матери о себе.