— Там его не было… — осушив стакан, выдохнул Николай Карлович. — Но я разузнал фамилию «Аякса»…

— Уж не томите нас с ротмистром.

— Меншиков.

Последняя буква совпала. Выходит, «К.В.М.» расшифрован. Завтра откроется адресный стол полиции, и верный содал к вечеру будет давать показания. А там, глядишь, и вся «Первая кровь» сыщется. Остается мелочь: найти, что ему предъявить. Ну, хоть крошку фульмината ртути.

— Я так понял, служит он при дворе, в канцелярии, кажется, — добавил Берс.

Телефонный справочник канцелярии Двора Его Императорского Величества со списком всех служащих, даже не имевших счастья телефонного аппарата, был немедленно извлечен с полки и перелистан. Господин Меншиков, оказывается, имел чин штабс-ротмистра, но не простого, а… инженерного. И, самое любопытное, служил в отряде охраны Е.И.В., и не просто стражником, а помощником начальника отряда. То есть самого Ягужинского.

Джуранский, дисциплинированно молчавший, приметил, что начальник его еле заметно дернулся. Как будто собрался бежать, но вспомнил, что сапоги дома забыл. Лишь усы выдали — предательским шевелением. Мечислав Николаевич хорошо изучил повадки командира: «превосходительство» бьет копытом в нетерпении!

Между тем Родион Георгиевич, как ни в чем не бывало, уселся около Берса и невинным образом подавил зевок:

— Устал я что-то, Николай Карлович, да и вы, наверное, набегались?

— Вовсе нет…

— Тогда скажите: где найти господина Менфикова прямо сейчас. Вспомните любую мелочь, привычки. Где он может проводить воскресный вечер? В бане был, теперь в опере?

Берс беззвучно пошевелил губами и вдруг резко вскочил:

— Наверняка в «Иллюзионе»! Там сейчас последний сеанс.

— Готовы его опознать?

— Располагайте мной!

Ротмистр не стал дожидаться команды — сразу побежал за пролеткой.

Берс испросив минутку, чтобы устроить племяннице головомойку, исчез в коридоре. А Родион Георгиевич отпер сейф и отправил в карман личный браунинг. Что случалось лишь в исключительном случае.

Время такое исключительное! Воскресный вечер, когда самый распоследний приказчик надевает лучшее и идет гулять по Невскому, для наборщиков — горячая пора. В типографии сущий ад. Что ни минута, вбегают запоздавшие репортеришки, впихивают статейки, кричат и убегают, главный требует верстки, как назло в набранном тексте корректоры раскапывают злокозненные ошибки; ведь еще полагается подписать у цензора! Оттиски фотографий выходят блекло, рекламное объявление зубоврачебного кабинета забыли вставить. Все орут, всем все надо в ту же секунду, а стрелка часов неумолимо приближается к часу, когда набранные полосы утреннего выпуска должны встать на печатный станок.

Среди кутерьмы сохранял невозмутимое спокойствие только один человек — Игнат Филиппович Проскурин. Старый и уважаемый печатник, делал свое дело ровно, верно и без спешки. В заготовленную рамку статьи молниеносно сажал кегли свинцовых буковок, причем за долгие годы Проскурин научился читать слова в зеркальном виде как обычную страницу.

Проскурин сверстал колонку объявлений, когда подскочил помощник редактора, мальчишка, взятый с неделю назад.

— Филипыч, срочно в номер! — крикнул сопливый газетчик, размахивая бумажкой. — Сыщите местечко в объявлениях. Заголовок — кеглем полдюйма.

Наборщик нахмурился: что за срочность такая? Но машинописный листок прочел:

К опознанию. Обнаружен труп неизвестного мужчины, лет двадцати от роду, крепкого телосложения, без конечностей и головы. Тело будет выставлено для опознания в морге Медико-хиругической академии на Загородном проспекте. Всех, кто может дать какие-либо сведения, сыскная полиция просит прибыть по указанному адресу с 9-ти утра до 2-х часов дня, сего числа. Лицам, не достигшим совершеннолетия, и дамам в положении осмотр возбраняется.

Дело и вправду важное. Против такого не поспоришь. Игнат Филиппович прикинул, куда можно вставить срочную замену: места не было, надо чем-то жертвовать.

Выход нашелся быстро. Объявление некоего доктора Звягинцева, лечащего методом фототерапии, было выкинуто из номера. Потому что за лето изрядно намозолило глаза наборщику.

Низ столбца заняло новое объявление.

Бумажка кричала о душераздирающем зрелище: история несчастной любви бедной девушки к молодому офицеру, разбитые надежды и холодное безумство, старинное проклятие и жажда денег — в общем, «Максим, или рок страсти», студия Пате, продолжительность сеанса четыреста тридцать метров. Афиша настоятельно просила дам снимать шляпы в зрительской зале.

Пылать страстям на экране оставалось не более пяти минут. Выход для публики — только один. Джуранский и старший филер Курочкин, снаряженный в помощь, заняли места у двери. Берс находился невдалеке. Барышня Антонина была оставлена в пролетке на Невском с грознейшим приказом не сметь и туфельку высунуть. Ловушка готова.

Отгремели рыдающие аккорды таперского пианино. Стулья зашаркали. Выскочили капельдинеры, с поклоном провожая почтенную публику. В нынешний вечер фильма собрала хороший улов. Зрителей всех сословий набралось на аншлаг. За дамами в модных платьях топтался рабочий люд в простеньких пиджачках.

В разномастной толпе Меншиков выделялся идеальным смокингом. На первый взгляд и не скажешь, что штабс-ротмистр когда-то служил сапером: росту низкого, тело щуплое, личико ангелочка. Салонный юноша, да и только. Бородавка над верхней губой слегка портила образ.

Ванзарову вдруг почудилось, что господин Меншиков ожидал. Именно его. Чуть заметно кивнул, даже не кивнул, а так, неуловимое движение, тень, дуновение чувств. Нет, привиделось. Просто человек в отличном расположении духа.

Николай Карлович уверенно, хоть и нервно, подал условный знак.

Джуранский с Курочкиным исполнили партию блестяще. Зайдя с тыла, разом завернули локти, выдернули господина из толпы и отволокли в сторону.

От неожиданности Меншиков не успел дать отпор, а как собрался, было поздно.

Берс, по уговору, исчез из виду, растворившись в толпе.

Против обыкновения задержанный не сыпал угрозами и даже не стремился вырваться. Казалось, покорился участи. Родион Георгиевич приказал отпустить и представился.

Меншиков неторопливо оправил лацканы, бабочку и котелок.

— Задерживать меня — большая ошибка, — сказал он, спокойно улыбнувшись. — Права не имеете даже прикасаться ко мне.

— Почему же?

— Я старший стражник отряда охраны дворца Его Императорского Величества. Надеюсь объяснений достаточно?