– Жена Уолтера, она хорошо заботилась о твоем отце?

– Как я слышала, она хорошо заботилась обо всех.

– Она не просто умерла, ее убили, так?

– Да.

– Ее звали Клер?

– Значит, ты об этом знаешь.

– Их было трое. Они бросили ее в пруд в Береговом парке. Словно какой-то мусор.

Горячий воздух поступал через вентиляционные решетки, отгоняя холод. Мы сидели молча. Не глядя друг на друга, не соприкасаясь, но близко.

– У Райана Телфорда репутация, – заговорила она, – респектабельность, хорошее образование, престижная должность, но он такой же, как те трое. Сделает что угодно. Для них всех важно только одно – власть. Верховодить другими, говорить им, что они должны делать, брать, что захочется, использовать любого, унижать, ломать, заставлять повиноваться, отнимать веру в справедливость, вгонять в отчаяние, подводить к мысли, что надежды нет и никогда не было. С прошлой ночи Райан знает, что я для него угроза. Он не может этого допустить. Он уже многого достиг и не собирается останавливаться.

– Может он узнать об этом доме?

– Не думаю. И о том месте, где я сегодня проведу ночь, – тоже. Но, с учетом его связей, ни в чем нельзя быть уверенным. Я бы не стала просить тебя оберегать девочку. Твои возможности ограничены, и такая просьба – перебор.

– Твои возможности тоже ограничены, но ты для нее сделала многое. Я бы тоже как-нибудь справился. Но до этого не дойдет. Ты можешь доказать, что Телфорд вор?

– На сбор доказательств ушло время, но теперь они у меня есть. Доказательства – самое легкое. Кому мне их представить? Это пазл, в котором не хватает половины элементов.

– В полицию.

– Полиция, управление окружного прокурора, суды – везде есть хорошие люди, Аддисон. Но коррупции хватает и там. Это уже не тот город, каким он когда-то был. Все говорят о правосудии, но не может быть правосудия без правды, а ныне правда признается редко и зачастую презрительно отбрасывается. Это болото, а деньги – зловонная жижа, немалая их часть – грязные деньги и растрачиваемые деньги налогоплательщиков, и в этой жиже барахтается больше людей, чем ты можешь себе представить. Если доказательства попадут не в те руки, они пролежат под сукном, пока уже ничего не смогут доказать, а у меня появится гораздо больше врагов.

…Когда мы отъехали от тротуара, снег валил, будто пепел с горящего над головой невидимого неба. Город потускнел, несмотря на яркость огней, его миллионы комнат не обещали безопасности.

Отец умер в такую же снежную ночь. Улицы закрылись для движения по причине забастовки рабочих департамента уборки улиц и вывоза мусора, с которой трусливый мэр не сумел справиться. Снегоочистительные машины не вышли на улицы, точно так же, как мусоровозы. В тот раз снегопад не сопровождался ветром, поэтому толстый слой снега покрывал все горизонтальные поверхности, гладкий, как сливочный крем. Защитные козырьки светофоров обрели белые колпаки, из-под которых глаза циклопов светили красным, желтым или зеленым, конечно, если светофоры вообще работали. Разъезжавшие по городу несколько черно-белых внедорожников с эмблемой полиции и полноприводных «Скорых» эти сигналы игнорировали и пересекали перекрестки без остановки.

Мы прочитали о грядущем буране в газете, во время одного из полуночных визитов в библиотеку, и приготовились к ночи осмотра достопримечательностей, предвкушая красоту засыпанного снегом города. В теплой одежде под дождевиками на флисовой подкладке, в сапогах, перчатках и балаклавах, с капюшонами, закрепленными липучками под подбородком, мы в прекрасном настроении поднялись на поверхность.

В первый час нашей экскурсии увидели много замечательного, особенно нам запомнился квартал, в котором располагался кафедральный собор Святого Сатурния Тулузского[12]. Церковь и связанные с ней здания занимали целый квартал на широкой плоской вершине Кафедрального холма. Гранитные ступени вели к трем входам в собор, каждый с двумя бронзовыми дверьми под пятилистной аркой. Две готические башни поднимались так высоко в ночь, что их шпили иной раз полностью исчезали в падающем снегу.

На улице появились сани, которые тащила лошадь, размерами не уступающая клейдесдалю[13]. Приглушенные снегом удары железных копыт и звяканье колокольчиков на упряжи подтвердили, что нам все это не привиделось. Очень уж необычно смотрелись на городской улице канадские сани на четырех человек, запряженные лошадью. Одна пара расположилась на переднем сиденье, вторая на заднем, одетые, как персонажи Диккенса: женщины в капорах и пышных платьях под пелеринами, руки прятались в меховых муфтах, мужчины в пальто и цилиндрах, с яркими шарфами на шее. Мы подумали, что они давно планировали такую поездку, ради шутки, и нам нравилось, что люди могут затратить столько усилий исключительно ради того, чтобы повеселиться. Мы помахали им руками, они – нам, и сани повернули на запад, вдоль вершины Кафедрального холма.

Вдохновленные этим зрелищем, мы с отцом затеяли игру в снежки, в полуквартале от церкви. Играли, смеялись, из наших ртов вырывались клубы пара, когда из-за угла выехал полицейский внедорожник и покатил к нам.

Возможно, патрульные хотели только предупредить нас, что нельзя играть посреди улицы, даже если транспортный поток меньше, чем после Судного дня. Возможно, их тревожило, что мы можем повредить один из припаркованных у тротуара автомобилей, случайно подхватив с мостовой камень и запустив вместо снежка в ветровое стекло.

Мы и им помахали руками, показывая, что понимаем их озабоченность, прошли мимо двух автомобилей на тротуар и зашагали на север. Но наше дружелюбие не произвело на них впечатления. Они не проехали мимо, но, поравнявшись с нами, направили на нас мощный фонарь, а из динамика раздался голос: «Пожалуйста, остановитесь».

Когда моя мать выставила меня из дома, моя жизнь покатилась по склону холма перемен, но мне куда больше понравились двенадцать лет спокойствия и стабильности, которые обеспечил отец после того, как спас меня от сожжения. Случившееся в последующие несколько минут напоминало уже не склон, а крутой обрыв, с которого меня сбросили в темноту. Я не смогу вспоминать это без боли.

Сидя в «Ленд Ровере», окруженный городом, я подумал, что падающий снег теперь выглядит зловеще, словно я перенесся в тот самый буран, во время которого погиб мой отец, и ветер, за шесть лет обогнув землю бессчетное число раз, на этот раз вернулся за мной.