Этим они пугали меня, но лишь на какие-то мгновения, а в целом их присутствие по-прежнему радовало. В ту ночь я увидел тысячи чистяков, и никогда больше такого со мной не случалось.

В несколько последующих дней я чувствовал: что-то должно произойти, какое-то событие, никогда ранее не случавшееся в этом городе, которое заранее никто не мог себе и представить. Но время шло, и ничего необычного не происходило, день за днем проходил с обычными горестями и радостями. Я ощущал легкое разочарование, пока в голову не пришла новая мысль: может, все эти чистяки – этот Собор – появились здесь не для того, чтобы чему-то содействовать, а чтобы что-то предотвратить.

И едва эта мысль пришла мне в голову, по всему позвоночнику вновь заскользил кубик сухого льда, хотя ни одного чистяка рядом не просматривалось.

Пока я ждал на пешеходной дорожке у пруда, в парке становилось все холоднее, и я подумал, не увижу ли сегодня первые кристаллы льда, формирующиеся на неглубокой черной воде у берега.

Гвинет не опаздывала. Я пришел чуть раньше. Еще не закончил собирать осколки фаянса и стекла на кухне, когда вдруг возникло желание незамедлительно покинуть квартиру. Почему – не знаю. Вспомнил, что не закрыл окно спальни на задвижку, когда опустил нижнюю часть рамы, и кто-то или что-то в этот самый момент поднимается, воспользовавшись пожарной лестницей, и скоро влезет в квартиру с дурными намерениями.

Таким сильным было это предчувствие, что я забыл про осторожность и покинул квартиру через парадную дверь, спустился по общей лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, рискуя столкнуться с кем-то из соседей, и вырвался в ночь, будто меня выбросило из дома взрывом. По улице один за другим проезжали автомобили, но капюшон, балаклава и перчатки надежно скрывали мои лицо и руки, и я пересек проезжую часть под аккомпанемент громких гудков и визжащих тормозов.

Миновав ворота парка, остановился под высокой сосной, где мы с Гвинет стояли прошлой ночью, и посмотрел на дом, ожидая, что кто-то стоит у окна в гостиной, но увидел только прямоугольник света, не затененный ничьим силуэтом. В надежде, что никто меня не увидел, я зашагал к пруду, где теперь и пребывал, ожидая появления первого льда.

Поскольку раньше я вспомнил про убитую медсестру, а стоял неподалеку от того места, где ее вытащили на берег, меня захлестнула жалость не только к убитой женщине и ее семье, но и ко всему городу, хотя город, разумеется, в моей жалости не нуждался. И столь нежным становилось это чувство, что у меня помимо воли ослабевал самоконтроль, необходимый в каждое мгновение моего пребывания на поверхности.

Когда я попытался отвлечься от медсестры, мои мысли неожиданно переключились на марионетку. Непонятно почему, я задался вопросом: а может, марионетка сидела на берегу в ту роковую ночь, наблюдая, как бледное тело плавает в пруду, а парчовые карпы тычутся в него, ошибочно думая, что им бросили большой кусок хлеба? Пусть иррациональный, вопрос вызвал соответствующий образ, возникший перед моим мысленным взором, и я нутром почуял, что так оно и было, после чего пожалел, что пришел в парк раньше оговоренного срока.

Тут же начался снегопад, первые снежинки, размером не уступавшие лепесткам роз, медленно планировали сквозь темноту, поблескивая в свете фонарей, установленных вдоль пешеходных дорожек. Они исчезали в черной воде, но оставались на коричневой траве и дорожке. Маленькие последовали за большими очень быстро, и я понял, что город ждет буран, который он запомнит надолго. Словно в подтверждение моих мыслей, усилился и ветер.

Глянув на часы мертвеца на моей руке, я понял, что пришел момент нашей встречи. И тут же появился «Ленд Ровер» на асфальтовой однополосной служебной дороге, а потом она свернула на лужайку, направила автомобиль к берегу пруда, погасив фары, только с подфарниками.

Автомобиль показался мне огромным, возможно, потому, что я знал, какая миниатюрная Гвинет, и просто не верилось, что девушка весом в каких-то сто фунтов могла удерживать под контролем такую громадину. Пугало меня и другое: я никогда не ездил в автомобиле, если не считать той поездки в кузове трейлера, под брезентом.

Иногда жизнь укатывается от тебя, как большой камень – вниз по склону высокого холма (со мной это случилось, когда мать выставила меня за дверь), и все меняется кардинальным образом. Я чувствовал, как мой давно уже устоявшийся мир вновь приходит в движение и отправная точка здесь, момент, когда Гвинет остановила «Ленд Ровер» рядом со мной. Перемены эти иной раз идут на пользу, ведут к новой жизни, лучшей, чем прежняя, но гарантий в этом нет. Если в ту ночь я и представлял себе, насколько моя грядущая жизнь будет отличаться от восемнадцати последних прожитых мною лет, что я потеряю и что приобрету, то этим доказал полное отсутствие у меня дара предвидения, поскольку и в малой степени не оценил ни потерь, ни приобретений.

Я знал, что такое ремень безопасности, и знал, что закон требует его использования. Никогда прежде я не вверял ему свою жизнь, и хотя звучит все очень просто, когда читаешь в книге, как кто-то пристегивается ремнем безопасности, мне потребовалось слишком уж много времени, чтобы сообразить, что к чему. Гвинет даже сказала – сочувственно, без раздражения или презрения, – что с радостью бы мне помогла, но тогда не обошлось бы без прикосновений, а на это она пойти не может.

Наконец я справился, хотя не почувствовал себя в большей безопасности, чем до этого. Наоборот, по ощущениям, попал в западню. Задался вопросом: а где риск больше – не пристегнуться и вылететь через ветровое стекло или остаться в горящем автомобиле, если защелку заклинит?

– Подушки безопасности тоже есть? – спросил я.

– Да, естественно.

– И что с ними надо делать?

– Ничего, – ответила Гвинет. – Они надуваются автоматически.

– Что ж, приятно слышать.

– Да, с этим все просто. Да и потом, я никуда не собираюсь врезаться.

– Такое у тебя случалось?

– Нет. Но за руль я сажусь редко, лишь в крайнем случае.

Она включила фары, сняла ногу с педали тормоза и с легкостью направила громадный внедорожник через лужайку к служебной дороге, словно сидела в закрепленном на рельсе автомобильчике какого-то аттракциона парка развлечений, где руль чисто декоративный.

Позвольте сказать, это нечто, сидеть в теплой капсуле и плавно двигаться сквозь холодную ночь, сначала по лужайке, потом по узкой асфальтовой дороге, в окружении окон, через которые прекрасно видно все, что ты хочешь увидеть. Во многих книгах есть захватывающие эпизоды с автомобилями и грузовиками, но ни один не подготовил меня к радости этой поездки, к ощущению, будто ты на ковре-самолете.

– Как же ты со своей социофобией научилась водить? – спросил я, когда мы выехали из парка на авеню.