в уютном мирке своих искаженных убеждений, но умудряется затянуть в него других людей. Ему начинают верить. И вот тебе волынка уже образовалась.

Между тем наша операция продолжалась с различной степенью успешности. Пока я добился того, что Батько признал мое старшинство, удовлетворившись привычной ролью правой руки большого начальника, которая его вполне устраивала, выше забраться он даже не мечтал. И постепенно начал передавать под мой контроль свою подпольную сеть, которая худо-бедно была сколочена силами и энергией белогвардейского контрразведчика Сердюка, застреленного под Сестробабово. Эту сеть Коновод в свое время додумался не передавать своим закордонным рабовладельцам, справедливо полагая, что тогда его собственная ценность устремится вниз, может даже к нулю, то есть к ликвидации. А ему хотелось самому стоять за штурвалом своей утлой бригантины.

По причине обостренной хитрости и вечной недоверчивости Батько сразу меня со всеми людьми не познакомил. Продолжал присматриваться. Однако периодически вытаскивал на встречи. Притом каждый раз со все более ценными кадрами. Их было столько, что порой мне казалось, будто вокруг вообще одни предатели, шпионы и скрытые националисты.

Каждый раз сердце при таких встречах екало – тревожно и болезненно. Проблема в том, что любое внедрение сильно опасно для жизни и здоровья. И особенно такое, как мое, – с легальной должности, когда спокойно ходишь в форме в постпредство, пишешь протоколы, забиваешь антисоветским элементом казематы, а на следующий день ты уже лидер антисоветского подполья. Сочетание этих видов деятельности чревато тем, что однажды можешь услышать: «Тю, а я этого парня знаю. Он в допросном кабинете мне по загривку рукояткой револьвера стучал и признания выбивал в антисоветской деятельности! Рви его, братцы, на мелкие клочки!» Вот и холодело у меня в груди при вовсе не романтическом свидании с каждым новым человеком. Хотя постепенно привыкал и к этому.

При встречах присутствовал обычно еще и Петлюровец. Он был мастером общения с подобным контингентом. Пел такие красивые песни о свободе Украины и смерти кацапам, что заслушаешься. Даже меня пробирало от его вдохновенных речей. А наши новые партнеры впадали в экстаз или осоловение, как от сытой и обильной пищи.

Эти встречи подогревали во мне спортивный интерес. Обычно чекисту нужно крутиться волчком, бегать как заведенному, побиться больно о стенку, чтобы выявить хотя бы одного настоящего врага советской власти. А тут они сами шли косяком, как рыба в сети в удачный лов. Только успевай фиксировать их и прятать информацию в архивы до лучших времен, которые скоро, убежден, настанут.

Постепенно все становится привычным. А где привычка, там и опасная расслабленность. В очередной раз я убедился в этом законе природы на своей шкуре.

Батько обещал в тот раз свести нас с «хорошей такой шишкой, полезной. Кладезь сведений о железной дороге. Не идейный, правда, а продажный. Но от этого еще полезнее».

Рандеву должно было состояться в Заславске, среди мясомолочных складов около товарной станции. Там раньше хранили всякие продукты купцы, потом нэпманы. Теперь прописалась контора с труднопроизносимым названием, что-то вроде «Комснабсбытэкспедиция». Наши чиновники поднаторели в том, чтобы давать труднопроизносимые сложные названия простым вещам. Соревнуются они, что ли, в дури своей?

В конторку при таком складе мы и должны были заявиться втроем – я, Петлюровец и Батько. На предложение сначала осмотреться на местности Батько небрежно махнул рукой:

– Да чего суетиться? Мужик проверенный.

И я чуть было не пошел у него на поводу, потому что время поджимало, дел было невпроворот. Но все же здоровой бдительности я пока окончательно не растерял. Неукоснительное соблюдение приказов и правил вдолблено мне в самую основу существа. По уставу жить – легче служить. Поэтому и поступил не как хотелось, а как положено.

Прошелся я как бы невзначай вдоль этих складов, через лабиринт, стиснутый приземистыми, без окон и бойниц строениями из красного выщербленного кирпича, шлагбаумами, заборами. И увиденное меня насторожило. А вскоре картина стала ясной и понятной до деталей.

Вокруг царило обычное путейское и складское мельтешение. Только вот здесь и в сей час грузчики и железнодорожные рабочие совершали броуновское движение, перемещаясь не пойми куда и зачем, делая морды нарочито независимыми и нелюбопытными. Ох, как мне знакомы подобные повадки. Ребятам надо поработать над образами. С профессионалами, к которым с некоторого времени с большой натяжкой стал причислять себя и я, такое не прокатывает.

Я видел, что конторка, которая должна была послужить местом встречи, просматривается этими «работягами» и при необходимости легко блокируется. Тут все подготовлено для приема долгожданных гостей, то есть нас. В общем, нам тут рады, конечно, но только не той радостью, что обрадует и меня. Поэтому пора делать ноги в срочном порядке.

Видимо, актерские навыки мне тоже надо подтягивать. Потому что не удалось мне проскользнуть мимо, изображая праздно гуляющего по пакгаузам ротозея. Я краем глаза увидел, как старший всей этой шарашки подал сигнал и за мной увязались двое в железнодорожных робах.

Я прибавил шагу, невзначай оглянувшись. И уже прикинул, как надо уходить, сбрасывать хвост. Тут преследователи перешли на бег, нагоняя меня. Послышалось требовательное:

– Гражданин, стойте! Милиция!

Один из них, низкорослый, как гном из германских сказок, вытащил из-за пазухи наган. И сосредоточенно принялся целиться в меня – тоже мне Робин Гуд из Шервудского леса!

– Что случилось, товарищи? – повернулся я, держа руки в карманах крутки.

– Руки поднять! – взмахнул наганом «гном».

Нет, коллеги, сегодня нам с вами не по пути. Я нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел. Пуля, пробив ткань моей крутки, угодила точно в плечо «гнома».

Интересоваться его здоровьем, не больно ли ему, не кружится ли голова, у меня не было ни времени, ни резона. Я выдернул руку из кармана, выстрелил еще раз, поверх голов, заставив второго чекиста броситься в сторону. А сам рванул что есть силы к присмотренному мной заборчику.

Ох, как тяжело весить много. Но я все же перемахнул через заборчик. Бегемот на полосе препятствий – это удивительное зрелище.

Мои соратники при звуках выстрелов наверняка разбежались, как и было оговорено. Так что мне нужно было думать только о себе.

Путь мой был на лежку в пригороде Заславска. Она вряд ли засвечена, иначе нас бы там и взяли. Похоже, вломил нас тот железнодорожник, на встречу с которым мы шли. А он о нашем укрытии не знает. Так что там относительно безопасно.

А потемну надо двигать из этих негостеприимных краев. Тут трудностей не предвидится. По инструкциям положено всегда загодя просчитывать пути эвакуации, вот мы и просчитали. Инструкции мы чтим. С сегодняшнего дня – особенно…

Глава