будто разговаривает с кем-то за лобовым стеклом, а не со мной. - Это сложно, я понимаю, но некоторые вопросы я не смогу закрыть быстрее, чем уже и так стараюсь.

— Я тебе перезвоню, - отвечаю Алёне, зажимаю телефон в ладони и кладу руки на колени перед собой как прилежная ученица. - Меркурий, я должна решить эту проблему сама. Потому что это - моя проблема, потому что она возникла из-за меня.

— Не знал, что ты нарочно заразила племянника какой-то хреновой гадостью, - говорит он, даже не пытаясь спрятать иронию.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я.

— Планетка, если тебе снова хочется поговорить обо всем этом, - он вздыхает и прокручивает ладони на руке, чтобы успокоится, - потерпи хотя бы до дома, хорошо? Я небольшой любитель разговаривать о серьезных вещах, когда за рулем.

Чувствуя себя последней идиоткой, бормочу слова извинения и втягиваю голову в плечи.

Ситуация патовая. Мне не нужно вспоминать давно забытые уроки математики, чтобы вставить несколько переменных в сложные формулы - результат от этого не изменится. Ситуация полностью играет на Олега, я мне нужно либо вернуться к нему и спасти ни в чем невиновного ребенка, либо… продолжать сидеть в углу и делать вид, что все это случилось само собой, и я абсолютно не при чем.

Я так глубоко копаюсь в своей голове, что только после покашливания Меркурия перевожу взгляд со своих скрещенных пальцев в окно. Мы как раз въезжаем на территорию нового благоустроенного жилого комплекса. Здесь все почти так же идеально как на компьютерных моделях в рекламных проспектах, хотя уже идет снег, и красная с рыжим тротуарная плитка покрыта тонким налетом грязи. Скамейки, детские комплексы, клумбы, газоны, идеально ровные, словно подстриженные под линейку деревца, правда, уже без листвы. Странно, что вслед за мыслью о том, что я легко могу представить на разноцветном «муравейнике» наших играющих детей, приходит понимание того, что я даже не могу вспомнить, каким был двор рядом с нашей с Олегом квартирой. Единственное, что осталось в моей памяти - шлагбаум пункта охраны, который перегораживал въезд.

Макс паркуется на подземной стоянке, забрасывает на плечо сумку и снова отчитывает меня как маленькую, когда пытаюсь выбраться из машины без его помощи. Подставляет руку, чтобы я могла опереться, и мы медленно поднимаемся до лифта. Одно хорошо - кажется, он почти смирился с тем, что я буду пытаться ходить самостоятельно всегда и в любой ситуации, какой бы приятной не была перспектива «ездить» у него на руках.

Мы поднимаемся на двенадцатый этаж, выходим в большой и светлый коридор, разделенный на две квартиры. Макс передает мне ключи, кивает вправо и медленно идет сзади, позволяя мне по-хозяйски вставить ключ в замочную скважину. А когда я приоткрываю дверь, все-таки успевает подхватить на руки.

Переносит через порог, медленно опускает на пол и шепчет, что, если я с первого раза найду выключатель - он, так и быть, даст мне маленький подарок. Я, конечно, не угадываю, потому что он расположен вообще на другой стенке, хотя это и странно, но Меркурий все равно предлагает протянуть руку.

— Закрывай глаза, - повторяет пару раз, когда я с нетерпением жду незаслуженный приз.

— Как все загадочно, - делаю вид, что очень недовольна, но послушно выполняю его просьбу.

А потом чувствую в ладони тяжесть и прохладу металла.

Открываю глаза, смотрю на связку ключей, нанизанную на кольцо с большим брелком в виде дольки клубники, выложенной красными и розовыми блестящими камешками. На этом же кольце болтается и фигурка в виде машины.

— От верхнего замка, - Меркурий показывает на ключ поменьше, - переводит палец на длинный и узкий, похожий на маленькую странно зазубренную пилу, - от нижнего. Чип от входа и ключ от «аллигатора».

Я снова чувствую ком в горле, который никак не получается проглотить.

Даже сказать ничего не могу, потому что все это слишком… нормально для не привыкшей к нормальности меня. Меня, как собачонку, привыкшую жить на цепи и ходить у ноги хозяина, вдруг отпустили на свободу, дали свой красивый домик и полную миску еды, и я просто не знаю, что со всем этим делать.

Олег тоже давал мне ключи от квартиры. Но это и близко не было то же самое, что сейчас.

— Тяжелые, - шмыгаю носом и крепко сжимаю свое богатство в дрожащем кулаке. - Это мне теперь придется качать руки, а то ведь и сумку не подниму.

— Я очень надеюсь, что ты проявишь сознательность, - подражая моим попыткам глупо шутить, говорит Меркурий.

Мои руки сами тянутся к нему, крепко обхватывают за шею, пока нос тянется к его шее. Это уже какая-то зависимость, мой личный сорт успокоительного, которое действует безотказно и всегда.

— Ты чудесный, - бормочу солеными от слез губами, - и какой-то ненастоящий.

— Блин, Планетка, - он посмеивается, - я настоящий и совершенно точно живой. И если ты не перестанешь так прижиматься, мое совершенно настоящее терпение совершенно по-настоящему лопнет.

Я снова ужасно краснею, потому что его намек слишком очевиден - и теперь мы не в больнице, где за нами всегда наблюдали чьи-нибудь любопытные глаза. И что, если цитировать ту популярную песню «уже все можно». Но мне до сих пор страшно от одной мысли, что он увидит, когда меня разденет: синяки, выпирающие кости, шрамы… Даже мои ноги выглядят ненамного лучше, чем у жертв глубокой анорексии.

— Что такое? - Меркурий отклоняется и приседает, чтобы заглянуть мне в лицо, хоть я и пытаюсь отвернуться и выиграть время, чтобы взять себя в руки. - Что снова не так?

— Я… - Сжимаю пальцы на связке с ключами и глухо хихикаю. - Я не умею водить машину.

— Да ладно? - Он выглядит действительно удивленным, и пока я пытаюсь вспомнить, с чего начать удивительный рассказ, почему у меня так и не сложилось с вождением, опускается на одно колено и быстро расшнуровывает мне кроссовки, как маленькой вытаскивая наружу сперва одну, а потом другую ногу. - Я думал, в наше время все симпатичные умные девочки рождаются с этим знанием.

— Моя сестра с тобой бы поспорила, - конфужусь еще сильнее, когда он снова смазанным и уже таким привычным движением сжимает в ладони мои стопы, проверяя, не замерзла ли я. - Алёна уверена, что я родилась с ненужным талантом находить на распродажах