на глаз. По его словам, трофейщики не имели желания убивать отставших. Они действительно отгоняли заблудившихся туристов от места раскопа.

Анатолий срисовал их в полдень. Он переживал, что они могут причинить вред последнему отставшему, потому что он их порядком раздражал. Бедолага почти неделю ходил вокруг их делянки.

Стычка между ними произошла, когда трофейщики обнаружили, что он незаметно наблюдал за двумя из них издалека.

На самом деле их было трое. Третий подошёл, напал со спины, но был быстро нокаутирован.

Второй сбежал, почуяв неладное перед моим и Тёминым появлением.

Анатолий не желал попадаться на глаза горным спасателям, потому что они имели дурную славу в Одессе. Но раз уж обстоятельства сложились так, как сложились. То уже ничего не поделаешь.

Трофейщики снабжали оружием криминалитет побережья. Горная спасательная станция была каким-то боком задействована в этом бизнесе.

И «дяде» Толе приходилось пару раз пересекаться с Ваней и Саней.

Нашу беседу прервали подошедшие горные спасатели.

— Ну, что молодые люди. Какие планы? — Анатолий обратился к ним.

Оба опустили головы и пожали плечами. Обе стороны узнали друг друга.

— Наше дело — следить за обстановкой и помогать туристам в беде, а не лазить в горах в поисках вооруженных браконьеров.

— Ну, если желаете, то в лесничество я могу о них сообщить.

— А в город не пойдете?

— Мне без надобности. Зачем?

— Заявление писать не будете?

— На кого? А главное про что?

— Ну на вас же напали.

— Пустяки, — он махнул рукой, — никто такое заявление не примет. Я даже толком лиц не разглядел.

— Что, правда?

— Темно было молодые люди. В лесничество сообщать или будем считать, что инциндент исчерпан?

— Как знаете.

— Лучше сообщу, пусть погоняют этих бойцов. Нечего им тут делать.

Из нашей палатки вылезла заспанная и улыбающаяся Маша, вслед за ней Элен.

Они поздоровались со всеми, затем Маша посмотрела на «одессита»

— Дядя Толя, доброе утро. Как вы себя чувствуете? А вы волка нашли?

— Нет милая, ушли волки. Они не любят большие человеческие компании.

Саня и Ваня переглянулись.

— Волки?

Анатолий махнул рукой, мол пустяковый вопрос.

— Просили помочь, беспокоит он хозяйства животноводческие. Спуститься с гор перережет овец и уходит. Будто в веселую игру играет. Режет, а туши не тащит и не жрет. Но, видимо, тут его нет. Я все облазил в горах.

— Так, на Зеленом камне его видели. Говорят здоровый такой, почти черный. Похоже, что зимняя лежка у него там. Знаете где?

Одессит кивнул. И заинтересованно кивнул.

— Точно, черный. А когда его видели?

Я видел, что это некий код, не понятный мне шифр. Они переговаривались о своем.

— Ну вот за день, до того как вышли навстречу группе в снегопад.

— Выходит четыре дня назад.

— Выходит так.

— Это меняет дело, — Анатолий встал и засобирался, — может и найду там его, если не ушел. Волки не любят в разных местах логово обустраивать.

Он вошел в нашу палатку и собрал свои ружье и рюкзак. Мне снова не удалось закончить с ним беседу. Потому что Саня «случайно» все время ошивался рядом.

— Спускайтесь сегодня в город, не жди никого. Будь осторожен. Позвони по этому телефону и найди меня в ближайшие два дня.

Он тихо скороговоркой проговорил мне эти слова на ухо.

Анатолий незаметно сунул клочек бумажки в мой рюкзак.

— Ну что, ребят. Спасибо за приют, угощения. Я этого не забуду. Всех с наступившим Новым годом. Мне пора.

Он попрощался с каждым из нашей группы, приветливо помахал рукой на прощание остальным и зашагал по направлению к тропе.

Я покопался в памяти и понял, что я ни разу не слышал про Зеленый камень. Я не знал причины, по которым «одессит» так быстро засобирался, но было очевидно, что они были весомыми.

Мы позавтракали, и за утренним чаем, я сообщил своим друзьям, что мы должны выдвигаться вниз.

К чести нашей шестерки, все приняли эту информацию спокойно, как должное. Никто не возражал, не задавал лишних вопросов. Надо, так надо.

Когда об этом узнали Саня и Ваня, то мне показалось, что они испытали чувство облегчения.

На этот раз мы планировали спускаться другим маршрутом. Он был более безопасным с точки зрения погодных условий, длиннее почти на двадцать километров.

Мы стали разбирать палатку и готовиться к возвращению в город.

* * *

Обратный путь занял двое суток и почти целый световой день. Мы с Машей старательно делали вид, что ничего не произошло, что не было торопливых поцелуев под звездным небом, последовавшей за этим неловкости и что мы снова обычные друзья.

Рыба, Боёк и Тёма развлекали в дороге каждый своими рассказами о детстве, школьных проделках. Они очень полюбились нашим девчонкам.

В поход мы выходили группой знакомых и друзей, а возвращались командой. Даже дружиной, испытанной настоящими трудностями и опасностями.

Никто не спасовал, не смалодушничал. Все показали себя с самой лучшей стороны.

Теперь мы много знали друг о друге. Обогатились, впитали в себя рассказы и мысли друзей.

Я никогда не мог бы подумать, что Элен воспитывала настоящая гувернантка — испанка, потомка испанских революционеров ребенком переехавшей в тридцатые годы в СССР после гражданской войны в Испании.

Для советского ребенка воспитание «гувернером» было чем-то сверхъестественным. Но родители Элен — дипломаты, оставили девочку в Союзе и посчитали, что это лучший выход, чем возить ребенка в неспокойные ближневосточные страны.

Гувернантка учила Элен испанскому, английскому, хорошим манерам, правильному произношению и танцам.

Она не замедлила нам на одном из привалов продемонстрировать фламенко. Боёк аккомпанировал на гитаре, а она танцевала, выстукивая ботинками по камням на небольшой живописной поляне. Чем привела Тёму в совершенный восторг.

Рыба оказался поэтом и читал свои стихи посвященные приключениям, подвигами, девушкам и маме. Некоторые из них были настолько пронзительные, что заставили девчонок пустить слезу.

Маша рисовала. Она с четвертого класса, как и многие девочки в СССР занималась музыкой, ходила в художественную школу. Я всегда удивлялся, когда девчонки успевают учиться в общих школах и дополнительно всем этим заниматься.

Тёма рассказывал, про фотографию и всякие курьезные и смешные истории, про то, как курортные фотографии могли в корне изменять жизнь людей.

Я же стал понемногу забывать о своей прошлой жизни, мне было так хорошо среди моих друзей, что я хотел, чтобы это никогда не заканчивалось.

Покой на душе, никаких гонок на