Глава 7. «Крепче стали стал»

Дом этот Сухонины купили в начале пятидесятых. Там была какая-то невнятная история с отказом от служебной квартиры и выданным вместо неё пособием, которое и помогло заплатить за просторную кирпичную пятистенку с дубовой пристройкой и почти десять соток приусадебного участка. Но я даже вникать не стал во все эти перипетии, поскольку квартирный вопрос портил не только москвичей и не только во времена Булгакова, а этой семье, на мой взгляд, повезло – и исполать им. В этом доме и на этому участке они вырастили трех детей, двое из которых уже давно покинули родные края и теперь жили почти в столицах – одна в Киеве, а второй – в Ленинграде.

Жена Сухонина работала на заводе имени Фрунзе, который в Сумах считался градообразующим, но в невысокой должности. Сын – там же, но уже инженером, мастером участка с перспективой карьерного роста. Сноху своим родителям он нашел там же, не отходя от рабочего места, но сейчас она уже была в декрете, так что скоро мой капитан будет уже дважды дедом – ещё один его внук был коренным ленинградцем в первом поколении и со временем мог, наверное, оказаться в той среде, которая выплеснула из себя Цоя. Впрочем, те времена наступят лишь через десяток лет.

Я же заглянул в этот богом забытый район города по той же причине, по которой меня навестил полковник Чепак – мне нужно было понять, чем живет мой подчиненный, а это лучше сделать в выходной день, заявившись к нему домой с необъявленным визитом.

В Москве подобные визиты не были в ходу, по причине чрезвычайно раздутых штатов в отделах – если бы полковник Денисов начал обходить всех своих подчиненных, он бы потратил на это минимум год, всего лишь добравшись до середины списка. Но поскольку это не входило в его должностные обязанности, а текущую работу делать было надо, то весь процесс происходил бы ещё медленнее и печальнее.

А в Сумах, да при наличии всего двух подчиненных, такое поведение прямо-таки напрашивалось. Полковник Чепак, судя по всему, совместил свой визит ко мне с выполнением просьбы неведомого доброжелателя; я же решил действовать, не дожидаясь новых вводных.

Правда, входить во двор я не стал – там сидел без привязи весьма приличных размеров пёс, а на крыльце бдительно дремали два кота самой бандитской наружности. Пёс залаял не сразу, а лишь после того, как я сделал вид, что собираюсь открыть калитку, и его лай был лаем прилежного сторожа. С первого раза хозяева не вышли, и мне пришлось повторять эту нехитрую операцию ещё дважды.

– Ну чего ты, Богдан? – Сухонин был в домашнем и, кажется, спросонья.

Впрочем, он имел право проводить выходной так, как ему будет угодно. В том числе и в беседе со мной.

– Здравствуй, Григорий Степанович, – крикнул я, привлекая к себе внимание. – Это из-за меня он так, я его вместо звонка использую.

– Так звонок же есть, Виктор Алексеевич, – Сухонин чуть растерялся, но показал в сторону калитки.

Я посмотрел внимательнее – и был вынужден признать его правоту.

– А знаете – не заметил, хотя специально смотрел! Словно кто глаза отвел…

– У нас такое случается… – пробормотал он и прикрикнул: – Богдан, место! – пёс послушно дошел до конуры, забрался внутрь, поворочался и лег, высунув морду и положив её на передние лапы. – Заходите, Виктор Алексеевич, не кусит. Надеюсь, вы не с праздником меня поздравить пришли?

Он кивнул на букет, купленный мной по дороге, и я рассмеялся.

– Нет, что вы! Это вашей супруге. А вам – вот, – я вытащил из-за спины бутылку «перцовки» и демонстративно помахал ею.

Идти к нему с коньяком я почему-то посчитал неправильным.