Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мое отношение к Чарлзу Оуэну не умаляет моей любви и уважения по отношению к Стюарту.
— А он об этом знает? Ведь ты — здесь, а он — там, это что-нибудь да значит?
Эми понимала, что Роберт может возненавидеть и даже наверняка возненавидит ее за то, что она открыла ему глаза на горькую правду. Но, если он не может ответить на ее любовь, она, по крайней мере, сделает для него то, что в ее силах: помирит его с семьей, вернет его человеку, заменившему ему отца.
— Насколько я понимаю, в твое отсутствие семейным бизнесом управляет Стюарт?
— Мне, как и любому работающему, положен отпуск хотя бы изредка, — парировал Роберт.
Эми кивком дала понять, что не спорит.
— Однако любой другой, собираясь в отпуск, сообщил бы родным, куда едет, чтобы они не волновались. — Она заговорила быстрее, боясь, что Роберт не даст ей закончить: — Конечно, Клифф и Синди знают, что ты здесь, но ты не хотел посвящать в свои планы даже сестру, это сделал за тебя Клифф!
— Эми, мне тридцать два года, я давно вырос из того возраста, когда докладывают родителям о каждом шаге.
Она не сдавалась.
— Ну и что, мне двадцать четыре, однако я не настолько эгоистична, чтобы считать, будто мои родители не имеют права за меня волноваться.
— Значит, я ко всему еще и эгоистичен? — Роберт саркастически усмехнулся.
— Если честно — да.
Он выпрямился во все свои шесть с лишним футов. Взгляд его серых глаз стал ледяным.
— Не припомню, чтобы я спрашивал твое мнение.
Он и не спрашивал, и Эми охотно предпочла бы, чтобы кто-нибудь другой открыл Роберту глаза на правду, но так уж вышло, что сделать это выпало ей. Только Клифф и Синди точно знали, где Роберт, но ни тот, ни другая не могли бы сказать ему все прямо, как Эми: слишком уж близко это дело касалось их самих.
— Не спрашивал, — со вздохом согласилась Эми. — Но я слишком хорошо отношусь к Синди и Клиффу, чтобы молчать.
Роберт скривился.
— А ко мне, как видно, ты относишься совсем по-другому.
Эми прикусила губу. Роберт сейчас слишком взволнован и растерян, чтобы огорошивать его признанием в безответной любви. Она небрежно заметила:
— Вовсе нет, просто я пыталась поставить себя на место твоих родных, а заодно и на твое.
— И какие же ты сделала выводы? — Однако высокомерный тон яснее всяких слов показывал, что Роберт вовсе не желает знать ее мнение.
— По-моему, ты должен благодарить судьбу за то, что у тебя есть любящие сестра и брат, очаровательная племянница, мать, которая тебя очень любит, отчим… Я его никогда не видела, но этот человек заслуживает всяческого уважения.
— Конечно, я уважаю Стюарта, — подтвердил Роберт.
— В таком случае, попытайся увидеть события его глазами. — В голосе Эми послышалась мольба. — Когда Синди вышла за Клиффа, тебе, наверное, было тяжело, но, представь, насколько тяжелее пришлось Стюарту! Он внезапно превратился в аутсайдера в собственной семье.
Роберт нахмурился — по-видимому, он никогда не оценивал ситуацию с таких позиций. Эми видела, что ее слова заставили его задуматься. Если она знает Роберта хотя бы наполовину так хорошо, как ей кажется, по зрелом размышлении он примет правильное решение: вернуться в Америку и помириться с семьей. Эми шагнула к двери в коридор и решительно сказала:
— Роберт, мне пора. Я сказала родителям, что иду ненадолго прогуляться.
Он проводил ее до дверей.
— Не хочешь, чтобы они заволновались?
— Вот именно. — Перед тем как выйти из дома, Эми остановилась и еще раз посмотрела на Роберта. — Надеюсь, ты примешь правильное решение.
Даже если это означает, что он вернется домой и она никогда его больше не увидит.
Ночью Эми спала неспокойно и утром проснулась в плохом настроении. Еще не было и половины седьмого, когда она оделась, вышла из своей комнаты и спустилась в кухню. Несмотря на ранний час, по дому уже разносился аромат кофе. Тед встретил ее улыбкой.
— Что-то ты рано сегодня, девочка.
Эми слабо улыбнулась в ответ.
— Ты же знаешь, папа, я никогда не могла устоять перед запахом твоего кофе.
Налив себе чашку, она села за стол напротив отца.
— Это единственная причина? — спросил Тед.
Эми нахмурилась. Что он имеет в виду? Может, я плохо выгляжу?
Посмотрев в зеркало еще в спальне, она, правда, и сама отметила, что немного бледна, но в такую рань это естественно!
Она небрежно пожала плечами.
— А что еще?
— Рано утром заходил Роберт.
Эми поставила на стол чашку, так и не успев сделать глоток.
— Роберт?..
Наверное, ему тоже не спалось. Только бы он принял правильное решение!
Тед кивнул.
— Он приезжал без четверти шесть, я как раз выходил проведать одну овцу, кажется, она заболела.
Без четверти шесть? У Эми засосало под ложечкой от недоброго предчувствия. Что Роберту понадобилось в такую рань?
— Роберт уехал, — мягко сказал Тед.
— Уехал? — От волнения голос Эми сорвался. — Куда?
— В Лондон. Улетел семичасовым рейсом.
Эми почувствовала, что кровь отхлынула от щек. Она ошеломленно смотрела на отца. Роберт покинул остров, даже не попрощавшись.
Тед словно прочел ее мысли.
— Не думай, что он уехал, не попрощавшись. Он специально заехал по дороге в аэропорт. Кстати, он просил передать тебе вот это.
Тед встал и взял с разделочного стола пухлый конверт из коричневой бумаги. Эми смотрела на конверт, но ничего не видела. Роберт уехал!
Она предполагала, даже надеялась, что он вернется в Америку, но не так же — не сказав ей ни слова!
В оцепенении она даже не протянула руку за конвертом.
— Эми, ты не хочешь посмотреть, что внутри?
Она посмотрела на конверт с таким видом, словно боялась, что тот ее укусит. Для прощального письма он выглядел подозрительно пухлым. Наконец Эми дрожащими руками взяла конверт, разрезала его кухонным ножом и вытрясла содержимое на стол.
Из конверта выпали листки с нотами — много, наверное, несколько десятков.
— А тут еще кое-что, — заметил Тед, протягивая ей выпавший вместе с нотами конверт меньшего размера.
Эми невидящим взглядом уставилась на белый прямоугольник. Роберт оставил ей ноты своих песен, что он мог написать в письме? Разве что короткое «прощай».
Перед выходом на сцену Эми в последний раз посмотрела на себя в зеркало. В ее облике не было ничего от прославленной Эмбер Андерс — хотя бы потому, что сейчас в гриме и в парике Эми выглядела на семьдесят лет. Пьеса начиналась с того, что старая, смертельно больная певица, лежа на больничной койке, вспоминает всю свою жизнь.