так сложно понять. Поскольку Гальшка будет невестой очень богатой, то найдется немало женихов.

— Конечно, — продолжил Острожский, — среди них будут и те, кто ее по-настоящему полюбит. Но, увы, большинство из них заинтересуется только ее состоянием.

— Беата будет против, чтобы оно перешло в случайные руки.

— Правильно мыслишь, крестник, — поддержал его Константин.

— Княгиня захочет, чтобы жених обязательно был и сам богатым, а ко всему католиком.

— И что мы должны в таком случае делать? — этот вопрос Острожский задавал не только Дмитрию, но и самому себе. Однако ему надо было заранее заручиться поддержкой крестника.

— Нужно любым способом не допустить этого! — твердо заявил Сангушко.

— Полностью с тобой согласен, — Константин Константинович посмотрел на Дмитрия. — Хотя зачем долго искать?

— Не понял?

— А чем ты не жених Гальшке?

— Я? — Дмитрий снова почувствовал себе неловко.

— Почему бы и нет, — Острожский не собирался шутить.

Сангушко не знал, что и ответить. Наконец нерешительно произнес:

— Так она совсем юная.

— Подрастет, — ответил Константин Константинович, но чтобы больше не смущать крестника, добавил: — Чего вперед загадывать?

Дмитрий облегченно вздохнул. Ему, казалось, что неприятный для него разговор завершен. Но Острожский, находящийся в хорошем распоряжении духа, решил пошутить:

— Может, тебе Марыся понравилась?

— Отец родной, — Сангушко сморщился как от зубной боли, — не надо…

— Не надо, так не надо. А вот насчет Гальшки следует подумать.

Еще до этого разговора у Константина Константиновича иногда возникала похожая мысль, хотя он к чему-то конкретному так и не успел прийти. Да и понимал, что рано. Пускай Гальшка подрастет, тогда можно будет окончательно определиться. А пока не стоит спешить. Да и нужно обождать, чтобы выяснить, как ко всему отнесется сам Дмитрий.

В душе ему хотелось, чтобы Гальшка крестнику понравилась. Не хотел только, чтобы Дмитрий связался с Марысей. Сам не любил случайных связей и других не ободрял, но понимал, что зачастую не так и просто устоять. Вот и Беата все чаще вела себя непредсказуемо. То без причины днями не разговаривает, то неожиданно начинает заигрывать.

В такие моменты не по себе становилось Константину Константиновичу. Хоть и не давал повода для подобной вольности, однако от этого не легче. Словно чувствовал вину перед памятью брата. А Илью он очень любил и не хотел омрачить его память. Поэтому по возможности держался на расстоянии от невестки. Она это чувствовала. Хотя иногда бес какой-то вселялся ей в ребро. А вот за Марысей в отношении себя ничего подобного заметить не мог. Тем более интересно, почему она вдруг обратила внимание на Дмитрия.

Марыся и сама не смогла бы объяснить, в чем причина того, что ее сразу заинтересовал молодой князь. Особенно не рассчитывала, что это что-либо ей даст. Да и, по правде говоря, вовсе не до гостя было ей.

Можно улыбнуться ему, можно больше, чем другим, внимания уделить, но душа Марыси совсем к другому лежит, по-другому сохнет ее сердце. Даже себе боится признаться, что дня не может прожить, не повидав отца Антонио. Понимает, что тем самым великий грех берет на свою душу, а устоять не может. Даже когда провожала его в келью, не отдавала себе отчета. Неизвестно, чем закончилось бы это посещение жилья духовного наставника, если бы он сам не проявил благоразумия.

Как только поднялись по высокой и крутой лестнице, Марыся от головокружения, которое неизвестно откуда появилось, прислонилась к стене. Отец Антонио оказался настолько близко, что оба почувствовали дыхание друг друга. И от этого голова Марыси еще больше закружилась. Но не так, как в первый раз, а как-то приятно, и ей захотелось закрыть глаза.

— Что с тобой, дитя мое? — отец Антонио наклонился еще ближе.

Марыся молчала.

Чеккино переспросил:

— Плохо стало?

Она открыла глаза, хоть делать этого не хотелось, словно ожидала чего-то.

— Лучше, святой отец. Теперь лучше.

Он внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. А Марыся, пожелав спокойной ночи, поспешила обратно. И знать не могла, что после этого отец Антонио до самого утра не мог уснуть. Ему чудилось, что Марыся находится рядом. Достаточно протянуть руку, чтобы почувствовать ее горячее и от этого еще более желанное тело.

Внутренний голос осуждал его, как и неоднократно до этого, но он к нему уже нисколько не прислушивался. Проклинал себя за ту минуту, когда решился навсегда порвать со светской жизнью. Конечно, тогда казалось, что это единственный способ уйти от наказания. Теперь же, обращаясь в прошлое, нисколько не раскаиваясь в убийстве (за измену, по-прежнему был убежден, нужно расплачиваться только так), все больше осознавал, что не надо было связывать свою судьбу с орденом иезуитов, следовало оставаться все тем же Антонио, который умел так любить, как способны далеко не многие. А раз улик против него не было, никто и не догадался бы, что он преступник.

Возврата назад не было. Одно оставалось — смириться со своей участью. А этого он не хотел. Поэтому всю ночь так мучительно и переживал, что не смог ответить взаимностью. Нисколько не сомневался, что Марыся успела его сразу полюбить.

Тяжело было не только от того, что не мог дать волю чувствам. Куда мучительнее стало, когда осознал, что и сам любит эту простую девушку, которой, конечно же, было далеко до женщин, раньше встречавшихся на его пути. Но в ней находил те качества, которых им не хватало.

Они были более изысканы в поведении, изящно одевались и умели правильно говорить, а еще больше любили слушать, как красивые слова произносят для них.

Они, отдаваясь любви, вели себя таким образом, что Антонио неизменно переживал каждый раз нечто новое, хотя его вряд ли уже можно было чем-то удивить.

Однако у этих женщин полностью отсутствовала та непосредственность, которая была у Марыси.

Привыкшие делать модные прически и пользоваться дорогой парфюмерией, они не догадывались, что куда большая прелесть в истинной красоте человеческого тела, в той нежности его, которая возможна только в юном возрасте.

Она вряд ли понимала, что небезразлична отцу Антонио, но не могла не заметить, как он радуется ее появлению. А иногда и сам ищет причину, чтобы повидать ее.

Так случилось и теперь, когда, обслужив князя Константина с его гостем, девушка вышла подышать свежим воздухом.

Отец Антонио будто ждал этого момента, прогуливаясь неподалеку.

— Добрый день, святой отец, — поприветствовала его Марыся.

— День добрый, дитя мое. А ты вся в трудах праведных, — пошутил отец Антонио.

— Приходится, — поддержала Марыся разговор. — Вы, видимо, осведомлены, что приехал князь Сангушко.

Отец Антонио уже узнал об этом от Беаты, но сделал вид, что