не увлечение, то что, черт возьми, заставило его в одно мгновение так запутаться, а в следующее почувствовать, что он может облететь на ракете вокруг Луны? Она подействовала на него как наркотик, находящийся где-то между героином и валиумом. Даже постоянная боль в руке притупилась, что он едва замечал ее с того момента, как она ворвалась в его кабинет. С ней он просто хотел быть рядом. Впитывать ее энергию, чувствовать ее тепло, быть самим собой, кем бы он ни был.

Черт возьми.

Не то чтобы это что-то меняло. Он привез ее сюда, чтобы избавиться от папарацци, чтобы его время и энергия уходили только на фундамент, и чтобы хоть немного развлечь себя. Теперь он хотел лишь одного — развлечь ее. В последний раз, когда он думал о чужом счастье, его мать была жива.

Была ли она на самом деле той хорошей женщиной, о которой ему рассказывала? Женщина со старой душой, которая не теряла надежды на искупление человечества? И, несмотря на то что она настаивала на обратном — втайне надеялась, что появится ее Соловей и унесет в вечный роман, как это было у ее бабушки с дедушкой? Как у его родителей, прежде чем они вместе ушли в следующую жизнь?

Сегодня он зашел так далеко, что почти жалел, что не может быть тем, в ком она нуждается. Они оба были повреждены, оба страдали от рук своих призраков и пытались найти опору в новой жизни. Но она еще не видела худшего из его демонов, а учитывая то, что Дарси отстаивала, это положило бы конец любому потенциалу, который у них мог быть. Кроме того, она была репортером, и он никогда не мог полностью доверять ей. Черт, он вообще никому не доверял с тех пор, как его подростковая жизнь развалилась на части.

Он взял зернышко попкорна из миски, которую они поглощали в качестве закуски, и бросил в нее, быстро вернув свое внимание к книге, надеясь, что она лежит правильной стороной вверх и что его ухмылка не так заметна.

Лишь ее сверкающие голубые глаза, не отрываясь, смотрели на него поверх романа, затем вернулись обратно к словам. Ему захотелось наклониться и поцеловать ее в уголок улыбающихся глаз.

Он кинул еще одно зернышко, и на этот раз заслужил одну из ее улыбок, от которых замирало сердце, когда она опустила книгу достаточно низко, чтобы он мог ее увидеть.

— Может, остановишься? — сказала она между приступами смеха.

Да, это все, что ему было нужно. Одно это было более эффективной терапией, чем все психиатры, к которым он ходил после смерти родителей.

Его сердце сжалось.

Скоро ему придется рассказать ей всю правду или хотя бы приукрашенную версию. Завтра или на следующий день. Может, он подождет до субботы — до того дня, когда она уйдет от него.

Кислота подкатила к горлу при мысли о возвращении в пустую квартиру и офис в одиночестве. Он забыл, каково это — находиться в хорошей компании дольше, чем те несколько минут, которые большинство его друзей могли провести с ним.

Он не хотел терять ни секунды, даже если это, скорее всего, было ложью. Заразившись ее энергией даже в тишине, Мика выхватил у нее книгу и быстро чмокнул в нос, чтобы отвлечь от ругани, которую она собиралась произнести.

— Давай выйдем в море.

— Куда? — Она с подозрением посмотрела на него.

— Туда, куда вынесет течение. — В место, в котором он не был с тех пор, как был подростком. Надеюсь, он сможет найти его снова.

— Ты заставляешь меня нервничать. — Неуверенно взяв его за руку, Дарси натянула сандалии и позволила ему потянуть себя за руку, к байдаркам, ее юбка развевалась на ветру. — Ты же не собираешься бросить меня в озеро? Потому что если ты это сделаешь, то получишь по полной программе.

— М-м-м, обещания, обещания.

Она толкнула его, смеясь.

— Грязно мыслите, Мистер Лейн.

— Сама виновата.

Пробормотав что-то, чего он не уловил, она поспешила за ним, пока они не добрались до причала. После короткого ворчания по поводу того, что он заставляет ее грести в юбке, Дарси сдалась и села в каяк. Они поплыли на юго-восток, пока не достигли небольшого залива, вдающийся в материк.

— Посмотри на то гнездо, там, наверху. — Дарси указала на громоздкую кучу веток на верхушке огромного мертвого дерева, едва не вывалившись из каяка от волнения. — Выглядит он немного большим для птеродактиля.

Он рассмеялся не только над ее словами, но и над тем чувством удивления, с которым она смотрела на все вокруг.

— Кто-то пересмотрел «Парк Юрского периода».

Она заметно вздрогнула.

— О, нет, я не смотрю фильмы ужасов. Я потом после такого кино пялюсь в потолок и не могу заснуть неделю. Что это на самом деле?

Если Дарси не смотрит ужасы, то почему ей так комфортно с ним?

— Это гнездо скопы (хищная птица длиной 55–58 см с размахом крыльев 145–170 см). И скоро сможем исследовать пруд, который сделали бобры.

— Серьезно? Обожаю бобров. Они на удивление милые, учитывая, что это гигантские грызуны. — Взмах ее весла окатил его водой.

— Эй, зачем это? — Он вытер руку, балансируя веслом поперек каяка.

— Чтобы остудить бобровые шутки, витающие в твоем вышеупомянутом пошлом разуме.

Его снова охватил смех, наполнив все уголки тела Мика мощным чувством радости.

— Мне и в голову не приходило.

Покачав головой, Дарси еще раз окинула взглядом пейзаж, и ее улыбка стала более задумчивой.

— Можешь себе представить, что живешь здесь постоянно? Держу пари, ты бы увидел удивительные вещи, если бы хватило терпения. Мне хочется летать. А ты когда-нибудь мечтал летать?

— Мне кажется, что я летаю прямо сейчас, — тихо сказал он, слегка ужасаясь странным словам, которые без остановки продолжали слетать с его уст в присутствии Дарси.

— Что?

— Ничего, я ничего не говорил. Мы спустимся вниз, к тому песчаному берегу между двумя скалами. Первый, кто туда доберется, может задать вопрос совершенно бесплатно.

Он что, совсем сошел с ума? От осознания того, что ему следует развернуть их и вернуться назад, слова не выходили у него из уст.

В ее ярких глазах появился коварный блеск, ресницы опустились, а губы изогнулись.

— Значит, если я выиграю, то смогу задать тебе вопрос, не отвечая ни на один твой?

Он сглотнул, молча проклиная себя.

— Да.

— Ты попал. — И она исчезла, рассекая воду, как лезвие. Он помчался за ней, держась на одном уровне с ее каяком. Даже несмотря на то, что в его жилах бурлил ужас,