— Число транзисторов на кристалле будет удваиваться каждые восемнадцать месяцев?.. В смысле, закон Мура надо воспринимать серьезно, мужик.

— Скажем, такая тенденция будет идти в течение всей нашей жизни. А мы можем прожить еще лет шестьдесят.

От столь безумных чисел раздается нервный смешок. Сорок сроков удвоения. Кучи рисинок до самой стратосферы на той самой пресловутой шахматной доске.

— Увеличение в триллион. Программы, которые будут в миллионы миллионов раз глубже и богаче, чем все, что до сих пор кто-либо написал.

Они замирают в спокойном восхищении. Нилай, повесив голову над нетронутой пиццей, смотрит на кусок, словно это задача по аналитической геометрии.

— Живые существа, — говорит он почти про себя. — Самообучающиеся. Самосозидающие. — Вся комната смеется, но он продолжает: — Настолько быстрые, что они будут думать, будто нас и вовсе не существует.

ПОНАЧАЛУ ВЕСЬ СМЫСЛ программирования заключается в том, чтобы все отдавать. Чистая филантропия. В общественном достоянии Нилай находит замечательный зародыш программы. Он ее конкретизирует, добавляет новые возможности, врубает модем на 1200 бодов, подключается к местному форуму и загружает исходный код для любого, кто захочет еще чуть-чуть вырастить его. Скоро его создания размножаются на хостах по всей планете. Каждый день люди по всему земному шару добавляют новые виды в хранилища. Как будто снова наступил Кембрийский взрыв, только этот идет в миллиарды раз быстрее.

Нилай раздает свой первый шедевр, пошаговую безделушку, где ты играешь за монстра из японских фильмов, проедающего себе путь через столицы мира. Ее забирают сотни людей в десятках стран, пусть на скачку и уходит сорок пять минут. И какая разница, если игра поступает со временем так же, как чудовища с Токио? Вторая игра Нилая — о конкистадорах, разоряющих девственную Америку, — становится еще одним свободно скачиваемым хитом. В Юзнете создаются целые группы для обмена стратегиями. Программа генерирует новый, геологически реалистический Новый мир при каждом запуске. Она превращает в непоколебимого Кортеса любого парня, вкалывающего на упаковке в магазине.

Его игры порождают кучи имитаций. Чем больше люди крадут у него, тем лучше себя чувствует Нилай. Чем больше он отдает, тем больше имеет. С его точки зрения — в подвальной лаборатории, в вечном инвалидном кресле — на него наплывают целые новые континенты. Экономика дарения — свободное копирование хорошо оформленных команд — обещает наконец решить проблему дефицита и излечить голод в самой своей сути. Имя Нилая Мехты обретает небольшой легендарный статус среди пионеров. Люди благодарят его на телефонных форумах и в игровых новостных группах. Дети из колледжа болтают о нем в чатах, словно Нилай — какой-то толкиновский персонаж. В Интернете никто не знает, что ты — выброшенный на мель долговязый фрик, который не может двигаться без помощи машин.

Но к восемнадцатому дню рождения Нилая рай начинает отращивать заборы. Бывшие филантропы свободного кода заводят речь об авторском праве и зашибают реальные деньги. У них даже хватает духу основывать частные компании. Нет, конечно, они по-прежнему торгуют вразнос флоппи-дисками в пластиковых пакетах, но уже понятно, куда идут дела. Общинные земли огораживают. Культуру дарения удушат в колыбели.

Нилай разносит предателей на каждой воскресной встрече местного клуба. Он тратит все свое время, воссоздавая самые популярные коммерческие предложения, улучшая их, а затем выпуская клона в общественное достояние. Нарушение авторского права? Возможно. Но каждая собственность, охраняемая авторским правом, покоится на десятках лет бесплатного искусства. Нилай целый год играет в Робин Гуда, вместе со своими весельчаками разбив лагерь в анархическом лесу под массивным дубом, который старше документов на землю, где он растет.

НИЛАЙ МЕСЯЦАМИ РАБОТАЕТ над ролевой космической оперой, которой предназначено стать его самой большой бесплатной игрой. Спрайтовая шестнадцатибитная графика с высоким разрешением, оживающая в шестидесяти четырех великолепных цветах. Он отправляется на охоту за сюрреалистическим бестиарием, его планетам нужны жители. Как-то весенним вечером он сидит в Стэнфордской главной библиотеке, рассматривает обложки палповых НФ-журналов Золотого века и перелистывает страницы Доктора Сьюза. Картинки напоминают своей безумной растительностью дешевые комиксы о Вишну и Кришне из его детства.

Решив передохнуть, он катит по кампусу к Серра-моллу, чтобы посмотреть, чем занимаются в лабораториях. Скоро сумерки, то самое время мягкого совершенства, что придает определенный привкус этому месту девять месяцев в году. Он отправляется к своему рабочему месту в сетевой лабе, воображая, что находится в приключении от первого лица. Парк Овал с его грандиозными пальмовыми арками уходит направо. Слева горы Санта-Круз выглядывают из-за галерей в фальшивом испано-романском стиле. Когда-то, в другой жизни, Нилай ходил по тропам там, наверху, под красными деревьями, вместе с отцом и матерью. За горами, в тридцати минутах езды на подготовленном для инвалидного кресла фургоне, лежит океан. Пляжи и заливы вполне доступны для Нилая. Три месяца назад он даже туда ездил. Друзьям пришлось вынести его на берег и посадить на песок. Нилай сидел и смотрел на волны, наблюдал за ныряющими птицами, слушал их призрачные жалобы. Несколько часов спустя, когда друзья уже накупались, набросались «фрисби» и набегались друг за другом по пляжу, он был единственным, кто не хотел уезжать.

Нилай поворачивает на эстакаду в Мемориальный двор, проезжает мимо «Граждан Кале» Родена, статуй в человеческий рост. Ночь будет длинная, и надо запастись едой, чтобы хватило энергии. Он едет во внутренний двор, к заднему выходу и лучшим торговым автоматам. Думая о межгалактических планах, Нилай чуть не сбивает группу японских туристов, фотографирующих церковь. Извинившись и отъехав назад, он наезжает на пальцы пожилой женщины, впервые выбравшейся заграницу. Она сгибается, омертвев. Нилай выпутывается из затруднительного положения, круто забирает влево и смотрит вверх. Там, в кадке размером с машину, стоит самый умопомрачительный организм, который он когда-либо видел. Это именно то, что он искал для межгалактической оперы. Живая галлюцинация из ближайшей звездной системы с другого конца космической червоточины. Смотрители наверное пронесли ее ночью, под покровом темноты. Или так, или он катался мимо нее каждый вечер, месяцами, но не замечал.

Он подъезжает к дереву и смеется. Ствол походит на огромную перевернутую кухонную спринцовку. Ветки уходят в сторону и топорщатся под нелепейшими углами. Он дотрагивается до коры. Дерево совершенно. Абсурдно. Явно что-то замышляет. На крохотной табличке надпись: BRACHYCHITON RUPESTRIS. КВИНСЛЕНДСКОЕ БУТЫЛОЧНОЕ ДЕРЕВО. Имя не объясняет ровным счетом ничего, а извиняет и того меньше. Это инопланетный захватчик, также, как и Нилай.

Он не может решить, что более невероятно; само дерево или то, что он его раньше не замечал. И тут на краю его зрения