отеле, мы с братом ее даже на порог не пустим. Столько лет ушло на то, чтобы все забыли про эту историю с Барбс Фэншоу и Гвидо. И Джонсеб говорил, что хотел выкупить старый дом родителей, чтобы мы снова жили по соседству… Но теперь опять по острову поползли старые слухи. И еще ходят эти чертовы туристы, которые заходят к нам с пляжа или пялятся с улицы, тычут в свой поганый буклет и твердят – дом убийцы…

– Вообще-то Блэквуд рассказывал немного другую историю. Он сказал, что местные жители первые затравили его слухами о смертях в особняке, о проклятии и ритуале Обинаты. В итоге они распугали всех прежних постояльцев.

– Почему он просто не сравнял этот дом с землей?! – в сердцах воскликнула Одри. – Для Джонсеба он что-то значит, а для этого Блэквуда – просто груда камней и дерева. Он состоятельный человек, мог просто снести все подчистую и построить новый комфортабельный отель. Почему ему вообще взбрело в голову вести бизнес на Тире? Когда последние владельцы выставили дом на продажу, мы с Джонсебом ждали, что цена еще больше упадет, и он сможет его выкупить… Извините, я кажется болтаю лишнее. Я ничего не знаю о том, что там происходит сейчас. Мы не общаемся с Блэквудами. Сейчас каникулы, поэтому мы здесь живем с сыном, а так у нас есть квартира в Брентвуде36. Мой брат вчера отсутствовал полночи, вернулся около трех часов с какими-то девицами, которые ночевали в гостевой комнате. Я все это уже рассказала полиции.

– И никаких посторонних людей вы в последнее время на утесе или в бухте не видели?

– И об этом полицейские тоже спрашивали. У нас такой участок, что почти не видно моря. Хороший спуск начинается только ярдах в ста пятидесяти левее дома.

Не знаю, как у Джерри, а у миссис Фаррар был вполне определенный мотив выжить Блэквуда с острова. И это была не злость за погубленную репутацию покойных матери и отчима, а вполне определенные чувства к живому Джонсебу Фэншоу.

Эммета Стоксдейла я дома не застал. Дворецкий сообщил, что все семейство рано утром еще до прихода полиции отправилось на собственной яхте на морскую рыбалку. Конечно, копы еще наверняка вернутся их допросить, но мало кто всерьез полагал, что уважаемого кардиохирурга из Лос-Анджелеса, почтенного отца семейства кто-то будет подозревать, что он шастает по ночам к соседям, шарит в их кабинетах и бьет постояльцев по голове кочергой. Удивительные люди эти Стоксдейлы. Ухитряются жить в самом центре событий и все время обходить их по краю.

Следующим пунктом путешествия был дом Сильвии Толмадж и ее сына. Дверь мне открыл худой молодой человек с длинным носом, безвольным подбородком и слишком длинными волосами, которые выглядели так, будто он их стриг сам тупыми ножницами. Именно так и должен выглядеть преданный сын, прикованный к умирающей матери. С другой стороны, когда я пролистывал журналы, коротая часы во время слежки в лобби дорогих отелей, почти на каждой странице там попадались фотографии вот таких томных неухоженных юнцов, страдающих несварением, которые на самом деле оказывались популярными певцами или восходящими кинозвездами.

Я объяснил цель своего визита.

– Ничего не знаю ни о каких призраках, – забормотал парень себе под нос. – Для меня это все какая-то дикая история. Кто в наши дни верит в проклятия?

Молодой человек говорил со странным акцентом, из-за которого я едва разбирал слова.

– Вот и я удивляюсь. Однако у Блэквуда отбоя нет от туристов. Точнее не было до сегодняшнего дня.

– Вы думаете, таким образом кто-то хочет выжить его с острова? – заинтересованно спросил Алистер. – Я как-то даже не думал об этом. В последнее время я почти не общаюсь с местными. Все норовят спросить, как себя чувствует матушка, а мне… не очень хочется отвечать.

– Понимаю. Ну а раньше? Как давно вы живете на Тире?

– Дайте подумать… Уже восемь лет. С тех пор как мама заболела. Я как раз закончил университет в Эдинбурге и думал продолжить учебу, когда мама узнала диагноз и заявила, что переезжает на Тир. Я вырос в Шотландии, мне казалось, маме тоже там нравилось, но болезнь все изменила, она в одночасье продала наш дом и фирму отца, я глазом моргнуть не успел. Вначале мама лечилась, ездила на курсы в больницу Седарс-Синай при Южнокалифорнийском университете. Но потом бросила и заявила, что только Тир дает ей силы к жизни. Я остался здесь, следить за ее делами, ну и вообще.

– А почему именно Тир? Ваша мать бывала здесь раньше?

– Вроде бы да. В молодости. Она была натурщицей и актрисой, пока не вышла замуж за моего отца. Тот погиб в самом начале войны в Дюнкерке. Когда она заболела, то

увлеклась живописью. Пока ее пальцы держали кисть, рисовала акварели на утесе. У нас их довольно много, – Алистер обвел рукой гостиную.

Я обратил внимание, что стены действительно были увешаны зарисовками морских закатов.

Неожиданно я вспомнил, в чьем доме я в данный момент нахожусь.

– Ваша мать гостила здесь, когда была молодой? У Эрнеста Сент-Джона, художественного критика и покровителя искусств?

– Вроде бы, да, – неуверенно ответил Алистер. – Даже после смерти отца она предпочитала не слишком распространяться о том периоде времени.

– Я хотел поговорить с вашей матерью, если возможно.

– Боюсь, нет, – решительно покачал головой Алистер. – Она сейчас почти время под действием морфия, и не всегда понимает, что происходит. Доктора говорят, что метастазы проникли в мозг, и жить ей осталось недолго. И я не понимаю, о чем вам с ней говорить. Мама незнакома с Блэквудами. Когда они приехали, она уже не принимала гостей. Правда, Мэри иногда заходит. Она… очень милая. Всегда, когда направляется в город, заезжает к нам и спрашивает, не нужно ли что-то привезти. Или звонит по телефону, когда ездит в Лос-Анджелес. Но и она почти незнакома с мамой. В первый раз, когда Мэри зашла поздороваться с моей матерью, та начала так сильно плакать, что мы испугались. С тех пор Мэри к ней не поднимается, чтобы не волновать.

Ага, вот еще один из воздыхателей леди Мери, решил я. Странная девушка с телескопом в башне сумела разбить не одно сердце в округе.

– А что вы думаете о ее отце?

– Я? Ничего. Встречался с ним пару раз в городе. Лично мне он не нравится, но кому какое дело.

– Почему?

– Почему не нравится? Грубый неотесанный мещанин, к тому же постоянно задирает нос. Обо всем у него есть мнение, даже если