Разумеется, было бесполезно волноваться о непоправимом, да и, в конце концов, разве жизнь виконта была хоть сколько-нибудь интересна мне? Ничуть. Я уже высмеивал себя за слабость и искреннее волнение. Вскоре, совершенно утомившись, я спал крепким сном.

Однако к утру, где-то около четырех или пяти часов, я внезапно пробудился, как будто меня коснулась невидимая рука. Дрожь проходила по моему телу, я обливался холодным потом. В комнате, всегда темной в этот час, присутствовало нечто странно светящееся, похожее на облако белого дыма или огня. Я вскочил, протирая глаза, и уставился во мглу, не веря собственным чувствам. Примерно в пяти шагах от моей кровати, ясно различимые, высились три фигуры, закутанные в темные одежды и с надвинутыми на глаза капюшонами. Они были так торжественно неподвижны, а их соболиные одеяния ниспадали такими крупными тяжелыми складками, что нельзя было разобрать, мужчины это или женщины.

Но что просто парализовало меня от изумления и ужаса, так это странный свет, распространявшийся вокруг них и над ними: призрачное, блуждающее, холодное сияние, освещавшее их, как лучи слабой зимней луны. Я чуть не вскрикнул, но язык мой отказывался меня слушаться, и крик застрял в горле. Трое неизвестных оставались совершенно неподвижны, и я снова протер глаза, пытаясь понять, сон это или какой-то отвратительный оптический обман. Дрожа всем телом, я протянул руку к колокольчику с намерением позвать на помощь, но тут низкий голос, сильной болью отдававшийся в голове, заставил меня в ужасе отпрянуть, и моя рука бессильно упала.

– Несчастье!

Слово прозвучало так резко, что я чуть не потерял сознание от ужаса. На этот раз одна из фигур пошевелилась, и из-под капюшона показалось ее лицо – белое, как белейший мрамор, с выражением жуткого отчаяния, от которого у меня кровь застыла в жилах. Последовал глубокий вздох, больше похожий на предсмертный стон, и снова тишину разорвало слово:

– Несчастье!

Обезумев от страха и едва осознавая свои поступки, я вскочил с постели и начал наступать на этих фантастических ряженых, желая схватить их и разоблачить весь этот неуместный розыгрыш. Но все трое вдруг разом подняли головы и обратили ко мне свои лица – о, что это были за лица! – неописуемо страшные, бледные, выражающие агонию.

Шепот, более ужасный, чем крик, заполнил все закоулки моего сознания:

– Несчастье!

Я бросился на них в яростном прыжке, но руки мои схватили пустоту. А они продолжали стоять на прежнем месте, видимые столь же отчетливо, как и прежде. Они стояли, глядя на меня сверху вниз, в то время как мои сжатые кулаки бессильно молотили воздух, проходя сквозь эти бестелесные формы!

И тут я вдруг увидел их глаза, смотревшие на меня безжалостно, упорно и пренебрежительно. Эти глаза, как колдовские огни, казалось, медленно выжигали страшные смыслы в моей плоти и в моей душе. Почти обезумев от нервного напряжения, я почувствовал отчаяние: открывшееся мне ужасное зрелище означало смерть, и я решил, что пробил мой последний час! Затем я увидел, как губы одного из этих кошмарных созданий шевельнулись… Во мне пробудился какой-то сверхчеловеческий инстинкт… каким-то странным образом мне показалось, что я знаю или догадываюсь об ужасном событии, которое последует за следующим словом…

И я изо всех оставшихся сил крикнул:

– Нет! Нет! Только не вечная погибель!.. Не сейчас!

Я продолжал бороться с пустотой, пытаясь отбиться от маячивших надо мной неосязаемых образов, иссушавших мне душу неподвижными взглядами своих гневных глаз, и звал на помощь. Но вот я словно полетел в какую-то темную яму, и на дне ее меня настиг милосердный обморок.

XI

Не помню, как протекли часы между этим ужасным эпизодом и рассветом: все впечатления умерли для меня. Наконец я проснулся, вернее, пришел в себя, увидев, что лучи солнца проникают сквозь полузадернутые занавески, и обнаружил, что лежу в постели в таком спокойствии, как будто и не покидал ее.

Было ли случившееся всего лишь видением, жутким кошмаром? Если так, то, значит, я видел самую отвратительную из иллюзий, когда-либо возникавших в стране грез! И дело было не в состоянии здоровья: я чувствовал себя как нельзя лучше. Некоторое время я лежал неподвижно, размышляя над этим и не сводя глаз с той части комнаты, где ночью стояли три Фигуры. В последнее время у меня развилась привычка к хладнокровному самоанализу, и к тому времени, когда камердинер принес мне чашку кофе, я решил, что все это произошедшее было ночным кошмаром, порождением моего воображения, которое было, несомненно, чрезмерно взволновано самоубийством виконта Линтона.

Вскоре я убедился в реальности смерти этого несчастного молодого дворянина. Краткое сообщение поместили утренние газеты – без подробностей, поскольку трагедия произошла поздно ночью. В одной публикации промелькнул смутный намек на «денежные затруднения», но, помимо этого, а также указания, что тело доставлено в морг в ожидании следствия, никаких деталей не приводилось.

Я нашел Лусио в курительной, и именно он указал мне на короткую заметку, озаглавленную «Самоубийство виконта».

– Я же говорил вам, что он был хороший стрелок! – заметил князь.

Я кивнул. Не знаю почему, но интерес к этой теме у меня вдруг исчез. Буря чувств, разразившаяся накануне, по-видимому, исчерпала весь мой запас сочувствия и оставила только холодное равнодушие. Поглощенный собой и своими заботами, я заговорил с Лусио и вскоре дал ему полный и обстоятельный отчет о видении призраков, которое так неприятно обеспокоило меня ночью.

Князь слушал, странно улыбаясь.

– Вижу, что старое токайское оказалось слишком крепким для вас! – заключил он, когда я кончил свой рассказ.

– Вы угощали меня старым токайским? – переспросил я со смехом. – Что ж, тогда тайна раскрыта! Я и без того был переутомлен и не нуждался в спиртном. Однако как шутит с нами воображение! Вы не представляете, как отчетливо виделись мне эти три призрака! Впечатление было необыкновенно ярким.

– Не сомневаюсь! – сказал князь, не отрывая от меня взора темных глаз. – Впечатления часто бывают яркими. Взять, например, этот мир: какое удивительно реальное впечатление он производит на нас!

– Да! Но ведь мир на самом деле реален! – ответил я.

– Реален? Вы принимаете его таким, каков он есть. И, осмелюсь сказать, вещи таковы, какими кажутся каждому отдельному человеку. Однако нет двух людей, которые думали бы одинаково. Следовательно, возможны противоречащие друг другу мнения относительно реальности или нереальности этого мира. Давайте не будем погружаться в бесконечный вопрос о том, что существует и чем отличается от того, что кажется. Я принес вам несколько писем. Вы недавно говорили о покупке загородного поместья. Что скажете