Я прожевала торт и пояснила:

– Они не наши.

– Как? – удивилась Ира. – Как не ваши?

– Очень просто. Девочка – дочь нашей подруги МашкиРодионовой. У Маши после родов приключился мастит. Она одинокая, ни мужа, ниродителей, вот и пришлось взять к себе на постой Нику. Вернее, она не Вероника,мы ее так временно назвали, понятно? Имени у новорожденной пока нет.

– А мальчик? – тихо спросила Ирина.

– Мы его купили как раз перед вашим приездом…

– Купили?!

– Ага, за триста долларов.

Лицо Иришки сначала покраснело, потом разом сделалось белым.

– Ну понимаете, – начала я объяснятьситуацию, – вчера вышла такая штука…

Пока я рассказывала о том, как у нас оказался Костик, уИрины попеременно менялся цвет лица. Когда из моего рта вырвались последниеслова, появилась Томочка и сунула в «помойку» грязный памперс.

– Обкакался, – пояснила она и схватилась заторт, – пока весь не съем, не успокоюсь, обалдительно вкусно.

– Девочки, – дрожащим голосом спросилаИринка, – девочки, что же вы станете с мальчиком делать?

– Растить, – спокойно ответила Томочка, – вдетский дом не отдадим, как-нибудь устроимся с документами.

– Девочки, – прошелестела Ира, – отдайте егомне!

– Почему? – удивилась Тома.

Гостья зарыдала, но не бурно, а тихо, слезы как-то самисобой потекли по ее полным щекам. Ира не вытирала их, и блестящие каплибыстро-быстро скатывались по лицу и капали на светло-сиреневую блузку.

– Томочка, – бормотала Ира, – умоляю, мне васбог послал! Это же надо, когда я уже совсем отчаялась, впору было с моста вМосква-реку прыгать! Господи, вы же ничего не знаете. Я ведь только утром избольницы, вернее, из центра охраны материнства.

– Ничего не понимаю, – протянула Тамара.

Мы с Кристей только хлопали глазами.

– Слушайте, слушайте, – лихорадочно говорилаИрина. – Я – важняк.

– Кто? – спросила Кристя. – Хижняк? Это ктоже такой?

– Важняк, – повторила Ирина, – следователь поособо важным делам.

Я чуть не свалилась со стула. Чуткая пампушка с улыбчивымлицом, женщина, вдохновенно пекущая торты со взбитыми сливками, и вдругследователь по особо важным делам! Да быть такого не может!

– Слушай, слушайте, – выплескивала на нас лавинуинформации Ирина.

Мы застыли за столом, целиком обратившись в слух.

Ирочке тридцать девять лет, и двадцать один год из них онаработает в прокуратуре. Пришла восемнадцатилетней девочкой после курсовмашинописи. Сначала просто печатала документы, потом окончила вечернееотделение юридического института и стала трудиться по профилю.

Службу в прокуратуре девушка выбирала по велению сердца:очень хотела бороться с преступностью, делать окружающий мир чище и красивее.Но жизнь быстро развеяла иллюзии, и к тридцати пяти годам Ирина сталатяготиться работой. Многие из ее сокурсниц давным-давно побросалиследовательский хлеб и разбежались кто куда. Одна стала весьма удачливымадвокатом, другая успешно занялась бизнесом, третья подруга – Зоя – просто вышлазамуж, быстренько родила одного за другим троих мальчишек и теперь, совершенносчастливая, сидела дома по уши в детских колготках.

Ирина не завидовала ни адвокатессе, ни бизнесменше. И у той,и у другой личная жизнь не сложилась, мужей не было, да и детей они не завели.Но стоило подумать о многодетной Зое, как она испытывала острый укол в сердце.

По молодым годам, когда люди ищут себе пару и вьют семейноегнездо, Ирочка целыми днями пропадала на работе, желая искоренить в Волгоградепреступность. Когда в окно постучался четвертый десяток, женщина спохватилась,ей стало ясно, что ее кавалеры теперь либо разведенные мужики, либо вдовцы сдетьми. Как раз против детей Ирочка ничего не имела, ей страстно хотелосьребенка. Давным-давно, в двадцать лет, она сделала аборт и последнее времячасто плакала. Ну зачем тогда послушалась маму, говорившую:

– Куда тебе рожать? Мужа нет! Плодить безотцовщину?

«Нет, – думала Ирина, глядя бессонными ночами внезанавешенное окно, – надо было родить. Сейчас бы сыну или дочке исполнилосьуже девятнадцать. А так и мама умерла, и мужа не нашла, и ребеночка нет…» Носудьба услышала плач одинокой женщины и послала Ирине неожиданное счастье.

Свидетелем по одному из дел проходил милый, интеллигентныйДаниил Пешков. Даня преподавал историю в университете, заведовал там кафедрой,женат никогда не был… У них начался роман.

Уже сделав предложение, Даня привел Ирину к себе домой,знакомиться с мамой. Увидев Анелию Марковну, Ирочка сразу поняла, отчего он досих пор ни разу не сходил в загс с любимой девушкой.

Мама приняла будущую невестку в гостиной, обставленнойстаринной мебелью из тяжелого красного дерева. Сев на краешек крайне неудобногостула, обитого темно-синим шелком, Ирина выслушала торжественную речь, сутькоторой была проста: любая девушка сочла бы за честь оказаться невесткой всемье Пешковых, но счастье выпало на долю Ирины, и она должна принимать всеусилия к тому, чтобы Даня был счастлив.

– Я всегда помогу, – вещала АнелияМарковна, – жить вы, конечно, будете со мной. Ну зачем тебе, деточка,заниматься домашним хозяйством? Работай себе спокойно, а главное – роди мневнука или внучку, род Пешковых не должен угаснуть.

Ирина только кивала, не рискуя спорить с будущей свекровью.Честно говоря, она мечтала совсем о другой жизни, думала: Даня переедет в еекрохотную квартирку, потом у них родится ребенок, а еще лучше два, и станет онапечь мужу пироги. Ира страстно хотела заниматься домашним хозяйством и мечталабросить опостылевшую службу.

Но вышло иначе. Жить они стали в огромной нелепой квартиреПешковых. По гулким пяти комнатам ходили сквозняки, а в большой ваннойновобрачная постоянно мерзла. Горячий воздух никак не хотел согревать обширнуюкубатуру. И к плите свекровь ее не подпускала.

Любая попытка Ирины замесить тесто оканчивалась одинаково.Попробовав изумительно вкусную выпечку, на которую Ирочка была удивительноймастерицей, Анелия Марковна хвалила и пироги, и торты, но потом вечером ейделалось плохо. Дама валилась в кровать с сердечным приступом, начиналасьсуматоха, приезжала «Скорая»…

Наутро свекровь, лежа в постели, вздыхала: