Ах так? Я зашипел, выпустив когти, и от злости стукнул себя хвостом по боку. Раз, другой. Дурацкие люди. Как только дядя с ними уживается? Ведь это я поймал гремлинов, а потом придумал, как с ними сторговаться. И это я ловко поместил стрелятель в контейнер. И что же? Прошла минута – и все уже забыли об этом. Дразнятся, кричат, перебивают, не хотят признавать, что без меня ничего бы не получилось…

Я отвернулся. Предательски дрожал нос, и сильно чесались глаза. Должно быть, аллергия. На гремлинов.

– Он не боится, – Максим вздохнул. – Он следует инструкции. А приказы на то и приказы, чтобы их выполнять, даже если они кажутся глупыми.

– Инстру-у-укции, – противным голосом протянули Вареники. – Прика-а-азы.

– Формально он прав, – не сдавался Макс, вдруг решив выступить в роли третейского судьи. – Но и мы тоже правы. Придется решать…

– Кто правее?

– Нет. Нам придется решить, достаточно ли мы взрослые, чтобы принять ответственность на себя. Поступить не по инструкции, понимая, что в случае неудачи… да даже и в случае удачи мы можем попасть в неприятности. И не факт, что нас похвалят, если мы успешно разгадаем тайну… Ну что, будем голосовать?

– Не получится, – отозвался я из своего угла, хотя и продолжал дуться, несмотря на серьезную речь командира, в которой тот не испугался назвать меня правым. – Нас четверо, значит, может и ничья случиться. Вареники вон наверняка будут за одно и то же голосовать.

– Тогда бери себе два голоса, – Максим пошел ва-банк.

– И возьму. Я за то, чтобы уехать на Базу. В крайнем случае, можно просто заглянуть туда, выпить молочка, захватить новые гаджеты и вернуться сюда. Может быть, и с подкреплением, если все так плохо.

– Я против возвращения на Базу. Мы только что узнали, что здесь противник посерьезнее гремлинов. Кто знает, что они предпримут, пока нас здесь не будет?

«И кроме того, – хмуро добавил Максим мысленно, – есть шанс оставить служебный рапорт, в котором я буду не только нелепо падать, бить лабораторную посуду и проигрывать гремлинам. Запоминается последнее, поэтому лучше рискнуть, иначе я так и останусь в проигрыше».

Сестры переглянулись.

«Погадаем?» – мысленно спросила Ника.

«Я пробовала, – подняла брови Варя. – Вероятности с Базой не работают. Какой-то сбой. Придется самим решать».

«Это странно. И сложно…»

– Эй, что там с вами? – Макс нахмурился.

– Это серьезное решение. Можно, мы скажем вечером?

– Вам с Яшкой все равно еще стенку чистить для конспирации. А мы пока поразмышляем.

– А я уж было подумал, – укоризненно сказал Макс, выплевывая маленькие пластмассовые ошметки: колпачок ручки был безвозвратно уничтожен, – что вы составите нам компанию, но у вас, разумеется, оказались дела поважней…

* * *

Очень трудно брать на себя лишний вес. Особенно когда есть зрители. У Макса в детстве была любимая сказка Бажова про двух мальчишек, которым голубая змейка пообещала подарить столько золота, сколько они с собой унести смогут. А если не по силам возьмут и на землю уронят – золото в тот же миг угольной пылью обратится. Перечитывая отрывок про то, как у героев не получалось удержать слитки в руках, Макс каждый раз злился и верил, что уж ему хватило бы ума не позариться на слишком большую глыбу. Или хватило бы силы, чего уж проще. Но в жизни вера в себя иногда оказывалась слишком радужной, а та же штанга в спортивном зале слишком тяжелой – до синяков на груди, вывернутых запястий и тренерского недовольства. Но терпение и труд, как известно, все перетрут. Только иногда бывает больно. Макс разглядывал в зеркале поцарапанное лицо и слегка свернутый набок после встречи с гремлинами нос и чуть-чуть переживал за команду.

Очень трудно брать на себя лишнюю обиду. Я чувствовал, как противное кислое чувство то пузырится в груди, то лезет наружу через уши, то тянет за язык – брякнуть какую-нибудь глупость. Я простил людей: их можно понять, возвращение с победой казалось таким близким – и раз, какие-то новые сложности. Тут поневоле из себя выйдешь и уже не до деликатностей. Я уговаривал себя, что не мне стоит обижаться, а ребятам, – у меня-то есть, чем гордиться, а они еще не успели себя показать, вот и не хотят возвращаться… И все равно дулся, хоть ты тресни.

Очень трудно брать на себя вину. Мучиться и переживать из-за того, что зачем-то обидели прекрасного кота, который сам поймал гремлинов и даже почти сам с ними справился. Мучиться из-за того, что «накаркали». Десятки раз перепроверять свое предсказание и маяться вопросом: а если вектор вероятности был сдвинут? Если сами Вареники виноваты в том, что связь с Базой пропала? Вот кто их за язык тянул – предсказывать? Скорее всего, это было мнимое чувство вины, но тот, кто его когда-либо испытывал, знает: по ощущениям оно ничуть не легче настоящего!

Но труднее всего брать на себя ответственность. Не оглядываться на товарища – как он решит, так и я. Не ждать инструкций от руководства. Не прятаться за формальными бумажками. Ужасно трудно решить что-то и придерживаться выбранного курса, что бы ни случилось: начиная от вторжения инопланетян и заканчивая всемирным потопом.

– Надо срочно чем-нибудь заняться, – я покосился на Макса. Тот уже полчаса задумчиво вертел в руках швабру, которой доставал гремлинов из замораживающего контура. – Пойдем, может? Прикрытие отработаем?

– Пошли, – командир поднялся. – Если хочешь, могу тебя взять с собой наружу. Скафандр просторный, вдвоем поместимся.

Я проглотил первую часть вмиг придуманной фразы, понимая, что еще чуть-чуть, и обида станет совсем нестерпимой, – что же тогда с ней делать? Не терпеть? Идти на улицу и мяукать в каждое окно: «Бедненький я, несчастненький котик»? Справедливости ради стоит признать, что позавчерашний «я» именно так и поступил бы. Но сегодняшний был более терпелив, поэтому только пробормотал:

– …И шутки у тебя дурацкие.

– Это не шутка, – Макс искренне расстроился, разумно пошел на примирение, но тут же срезал положительный эффект необдуманной фразой: – С этой беготней я как-то подзабыл, что ты кот.

Мы прошли уже два квартала, когда я все же решил уточнить:

– Это комплимент?

Позавчерашний Макс не преминул отозваться бы: «Именно. Комплимент, но наоборот!» – однако сегодняшний почему-то сдержался и пробормотал:

– Угу.

«Настоящий командир!» – подумали Вареники, поправляя гарнитуры в ушах, – через мой Изпак отлично настраивалась система техномагической радиослежки… На всякий случай. Вдруг опять кого-то захлопнет в ящике (или не в ящике), а они в этот раз сигнал о помощи не услышат…

Техномаги сидели в оранжерее, пили виноградный сок, любезно предложенный Варфоломеем, и слушали, как он разговаривает с цветами. Внимать заунывным пассажам про отсутствие солнца и нормального воздуха было бы ужасно скучно, если бы не один нюанс: за последние десять минут близняшки приметили три микрофона, спрятанные в траве, и одну камеру прямо в центре большой алой розы. Садовник превращался в подозреваемого номер один, оставалось лишь уточнить одну деталь: знает он древнюю гремлинскую узелковую письменность?