– Это ночь. У них здесь будут день и ночь. Со звездным небом.

Они переглянулись. Как бы было здорово здесь пожить! Не притворяться комиссией по аквариумистике, не придумывать способы маскировки, не искать подозреваемых, не вести многозначительные беседы с садовником… не то чтобы он им не нравился, но хотелось разнообразия. А остальные жители города с чужаками не столь многословны. Разве что ученые, но те на «аквариумистов» в обиде.

Просто жить в лимонно-синем полосатом домике на краю площади. Каждый вечер выходить из дома и смотреть на купольное «небо». Шевелить губами, считая, сколько раз осьминог превратился в гигантского моллюска и обратно. Загадывать желания, когда огоньки прочерчивают купол от шпиля башни до прогулочной галереи…

– За что он его ругает? – прошептала Варя. – Это же прекрасно!

– Может быть… – начала Ника, переступая ногами, и осеклась. Холодно-то как стало. И мокро.

Стоп.

Мокро?

Разом позабыв о «созвездиях», они присели и коснулись пальцами брусчатки – по камням бежала вода.

«Авария?» – только успели подумать Вареники, как раздался пронзительный визг сирены.

* * *

Мы с Максом наступления искусственной «ночи» не видели – как раз в это время командир стоял в шлюзе, натягивая скафандр, а я развлекал его рассказами о том, как проникнуть в лабораторный корпус и заодно очаровать девушку-ученого.

– Открывает она, значит, дверь, – тоном знатока женской природы, опытного ловеласа-затейника и ведущего программы «Мужской клуб» вещал я. – А ты делаешь вот такие глаза… Нет, ты не болты на ботинках затягивай, а на меня смотри!

– Думаешь, у меня получится? – Макс с сомнением посмотрел на меня, стараясь не показать скрывающуюся за этим насмешку. Что-то он в последнее время стал излишне чутким и толерантным. Аж самому не верится!

– Получится! – твердо уверил я. – У тебя глаза добрые, особенно когда ты не орешь на других. И еще очки стильные. А еще…

– Что еще? – Макс покрутил в руках флягу с чистящим гелем, который передал Варфоломей.

Вареники ранее проверили его и подтвердили, что ничего необычного не чувствуют, так что версия с заговором на суше, кажется, потерпела неудачу. Теперь же требовалось, чтобы гель выполнил то, для чего предназначен. Максима только интересовало: если выдавливать его на швабру в воде, много уплывет мимо? И вообще, получится ли очистить галерею? Не хотелось снова слушать, как архитектор объясняет в очередной раз, что тот, кто работает не на своем месте, достоин всякого порицания, раз результата нет.

– А еще ты можешь говорить с ней! – выпалил я. – Я тоже могу, но она наверняка испугается или на опыты меня пустит. В фильмах всегда необычных животных на опыты пускают. А ты можешь попросить у нее помощи. Знаешь, ученые страшно любят, когда у них просят помощи. Сразу начинают тебя ценить.

– Это ты откуда такое знание почерпнул? Много общался с учеными в прошлой жизни? Или тоже из фильмов?

– Не только из них, – я покачал головой и довольно прикрыл глаза, погрузившись в воспоминания.

В родном харьковском дворе жили мальчишки, которые сочетали в себе два наиполезнейших качества. Во-первых, они любили научную фантастику. А во-вторых, телевизор у них в квартире стоял так, что его было отлично видно через окно. Устроившись на бетонной приступочке, я пересмотрел десятки фильмов: про сражение с инопланетянами, про исследователей, запертых на полярных станциях, про полеты в космос, про то, как вирусы вырываются из пробирки и наступает конец света… В этих картинах с завидной регулярностью встречались ученые, которые вели себя одинаково – и, как оказалось, были очень похожи на настоящих, встреченных уже здесь. Именно поэтому я считал себя вправе именоваться специалистом по людскому научному менталитету.

– На ученых обычно не обращают внимания. Даже когда они открывают смертельный вирус. «Эй-эй! – говорят они остальным. – Глядите сюда, какая интересная штука у меня получилась!» Но окружающим обычно некогда. Им нужно выполнять план по постройке города. Или совершать подвиги. Или они совсем не интересуются наукой. Поэтому ученые чувствуют себя брошенными.

– И позабытыми, – согласился Макс, надевая капюшон с приделанными к нему очками. На задней стороне этой конструкции торчали дыхательные трубки: от загубника до баллонов на спине. – Позаброшенными. Думаешь, Лиза обрадуется моему вниманию после всего того, что я устроил в лаборатории?

– Конечно обрадуется! – я серьезно кивнул. – Ну что, встречаемся на том же месте, что и вчера?

Макс в ответ показал большой палец и захлопнул дверцу шлюза. Я подождал, пока он выберется наружу и встанет на дно, подняв вокруг себя клубы песка. Потом медленно затрусил по прогулочной галерее к облюбованному месту, с которым его теперь столь многое связывало. И имитация бурной деятельности, и ловля гремлинов…

«Все ученые подозрительны, – рассуждал я про себя. – Но ученый женского рода подозрителен вдвойне. У нее есть мотив: никто не принимает открытия всерьез, не приглашает на конференции, не признает заслуг… – тут у меня даже усы задрожали от сопереживания. Уж мне ли не знать, что это такое – когда твои заслуги отказываются признавать! – и все это потому, что она девочка. И вот эта девочка ловкими пальцами вяжет древнее узелковое гремлинское письмо и заманивает зеленокожих в город. Делает вид, что нечисть вредит ей больше всех, чтобы никто ничего не заподозрил, а сама готовит хитрый план – в нужный момент переловить зеленую мелкоту, но… но тут на сцене появляюсь я и путаю все ее планы…»

Тут я немного забеспокоился. Если верить фантастическим фильмам, то того, кто спутал планы злого ученого-гения, ждет месть. Причем незамедлительная и изощренная.

И зачем только мы выбрали для чистки галерею около лабораторного корпуса? Я нервно заозирался по сторонам, царапнул стекло – мол, стой, командир, почему бы нам не остановиться здесь. Гляди, какое отличное местечко! Хотя и темное. Стоп. Я огляделся по сторонам. Это мне кажется или в городе действительно стемнело?

* * *

По другую сторону стекла Макс кошачьей пантомимы не понял и продолжил идти на старое место. Он размеренно дышал, экономя кислород, и не думал ни о каких подозреваемых. Ему нравилось просто шагать, контролируя движения, просто действовать, хотя бы на полчаса очистив голову от лишних мыслей. Иногда это важно, особенно если на тебе лежит ответственность не только за себя, но и за других. Лишние мысли гнетут, пригибают к земле, от них аппетит плохой и сон беспокойный. Словом, вредная субстанция!

Максим всего на секунду отвернулся от прозрачной стены, засмотрелся на водоросли и на пестрые камушки, аккуратно разложенные ленточкой вдоль купола, как зеркальное отражение прогулочной дорожки. А за это время вокруг стемнело. Ночь наступила?

Он посмотрел вверх, как будто сквозь многометровую толщу воды можно было разглядеть, зашло солнце над морем или еще нет. Потом обернулся к подводному городу… и не увидел Яшку.