– Сэр Франц, почему до сих пор не подсчитаны собранные стрелы? И почему вы их складываете в две кучи, а не в одну?

– Так там эльфийские с костяными наконечниками, а тут с железными, – пояснил риттер фон Крупп. – Но будет ещё одна, уже для хороших стрел. Лопоухие древки тростниковые делают – в степи мало приличного леса, да и тот…

Ведьма сделала пометку и, подняв глаза, увидела Тарбагана:

– Мэтр Микаэль! Какими судьбами?

– Сэр Людвиг прислал весточку, и вот…

Рыжая внимательно осмотрела повозку председателя магистрата, тщательно укрытый в ней груз и кивнула:

– О ценах мы поговорим чуть позже.

Виконт Оклендхайм, ещё бледный, но достаточно окрепший, чтобы сидеть за столом, а не лежать в постели, подкреплял здоровье предписанным лекарем красным вином. Вова с большим блюдом орехов устроился у окна, обстреливая скорлупой бегающих по двору людей. Те грузили трофеи на телеги и досадную бомбардировку воспринимали как неизбежное зло – герой ночного сражения многое может себе позволить, да и обижаться на дикого северного варвара опасно. Мало ли что ему в голову взбредёт… Норвайский рикс размышлял вслух:

– Как думаешь, Джонни, сотни две с половиной марок мы на этом деле поднимем? Рыжая не продешевит?

Оклендхайм-младший слабо улыбнулся:

– Ты просто плохо её знаешь. Ирке даже налоговый инспектор взятки давал.

– За что?

– За то, чтобы она замолчала и больше не объясняла, почему Борисыч понёс сплошные убытки и почему в квартальном балансе одни нули и прочерки. Это, Вова, особый талант. Я, например, так не умею.

– Понятно, у тебя другая специализация. Где колдовать научился? Аж завидки берут.

– Да нигде не учился, оно само. Вот поеду в университет…

– Поедем.

– В смысле?

– Вместе поедем. Я, ты и рыжая.

– Норвайцев туда не берут.

– А им и не нужно что-то брать. Им нужно давать. Образование. Мне. Ну и всем заодно.

– Бесплатное, разумеется?

– И никак иначе. Должны же быть льготы для раненных на колчаковских фронтах?

– Так ты из-за этого гномов душил-душил, душил-душил, душил-душил?..

– Ага, только они на польты не пойдут.

Вова пришёл в прекрасное расположение духа и пребывал в нём минуты полторы – ровно до тех пор, как увидел въезжающих в ворота замка братьев Ордена Маммоны во главе с самим настоятелем. Этим-то крохоборам что здесь понадобилось?

Впрочем, понятно и без объяснений – семейство Оклендхаймов задолжало ордену столько, что те в любой момент могут потребовать погашения кредитов. Не новых, так старых, сделанных ещё дедушкой нынешнего графа. А уж скупить трофеи по дешёвке – святое дело.

– Ваня, глянь, рэкетиры на стрелку прискакали.

Джонни неохотно встал из-за стола и подошёл к окошку.

– Ты знаешь, Вова, мне их даже немного жалко.

А вот Ирка банкиров в чёрных хламидах, напоминающих гоголевскую шинель с портрета Пушкина, не жалела совершенно. Будь её воля, она вообще напустила бы на них порчу помощнее, да только не хотелось огорчать графа. Оклендхайм-старший наверняка расстроится, если такое произойдёт в его замке. За пределами – ещё куда ни шло, но вот так, у всех на виду…

Поэтому встречу ведьмы и братьев ордена вряд ли кто назовёт тёплой и дружественной.

– Чего припёрся, козлиная морда?

Спокойный взгляд, ровный голос, надменное лицо аристократки по меньшей мере в тридцатом поколении. И не скажешь, что ещё недавно леди Ирэна была нищей девчонкой с окраины Окленда. Ведьмовская порода, она такая!

– Моё почтение, миледи! – Хотя слова брата Гругуса вполне приветливы, яду в интонациях хватит для отравления всех жителей Груманта трижды, и каждый раз насмерть. – Рад видеть вас в добром здравии. Как самочувствие сэра Людвига?

Риттер фон Тетюш, стоявший неподалёку, поспешил разрядить обстановку вежливостью:

– Граф так обрадовался вашему приезду, брат Гругус, что его сердечная железа пошла вразнос, а синусоида селезёнки вступила в противофазу и самостоятельно умножилась на производную от косинуса квадратного корня по экспоненте, возведённую в энную степень. Короче… что тебе надобно, пень старый?

Настоятель обиделся, потому что в таком тоне и такими словами с ним разговаривал сам Верховный Предстоятель ордена, но он волен над жизнями братьев, вплоть до отправки провинившегося на очистительный костёр. А тут нищие провинциальные дворянчики…

Гругус мысленно поправил себя: как раз сэр Сьёрг фон Тетюш и не являлся провинциалом, а с учётом трофеев – и нищим тоже. Не иначе риттер каким-то образом заслужил благорасположение Маммоны, выраженное в звонкой монете. Недаром у негодяя Тарбагана такая довольная рожа. Опередил? Это он так думает, что опередил.

– Потрудитесь сообщить сэру Людвигу, что орден в моём лице желает получить долги. – Брат Гругус щёлкнул пальцами, и подбежавший служка с поклоном передал ему десяток пергаментных свитков с висящими на шнурках свинцовыми печатями. – Сумма долга с учётом лихвы составляет одну тысячу восемьсот двадцать марок и два эскудейро.

– Вот как? – Поражённый астрономичностью цифр риттер подался вперёд, непроизвольно положив руку на рукоять меча. – Неужели срок погашения всех долгов наступил одновременно? Дай сюда!

В его голосе было столько властности, что настоятель даже в мыслях не подумал перечить – перед внутренним взором будто огнём полыхнуло, и в голове заметалось гулкое эхо, повторяющее непонятные крики, слышимые только ему одному. Почему всем нужно лежать? Кто такой Омон и почему он работает? Зачем опять обзываться козлиной мордой?

Риттер передал свитки леди Ирэне:

– Мне кажется или нас в самом деле хотят развести на бабло?

– Не горячитесь, сэр Сьёрг, – улыбнулась ведьма. – Брат Гругус просто не знает, что долги графа Оклендхайма выкуплены маркизом де Рамбуйе.

– Как это выкуплены? – удивился настоятель. – Я ему не продавал никаких долгов.

– Зато их продал сэр Людвиг. Маркиз был настолько любезен, что принял на себя все финансовые обязательства Оклендхаймов. Купчая подписана при свидетелях, с наложением печати.

– Так не бывает, – пробормотал брат Гругус. – Так не может быть. Я буду жаловаться его светлости герцогу Ланца.

И резко замолчал, внезапно осознав, какую глупость произнёс. Ведь у де Рамбуйе нет наследников, так что после его смерти всё состояние отходит к сэру Джеронимо как к единственному родственнику. Следовательно, и долги придётся требовать у него же. С того потребуешь, ага…

Бывший участковый мысленно рукоплескал ведьме, проявившей излишнее, как тогда казалось, милосердие и не позволившей Стефану перерезать умирающему глотку. Пожалела, по её словам. Сэр Гийом поступок оценил – даже ублюдки могут быть благодарными – и сообщил о письме брата Гругуса. Только вот благодарность к одному человеку вовсе не означает всепрощение и любовь ко всему человечеству: даже готовясь отойти в мир иной, де Рамбуйе смог нанести удар и умер с торжествующей улыбкой.