— Неужели вы из-за этого так рассердились, госпожа баронесса? — осведомился Сергей Васильевич, пристально глядя на свою собеседницу.

— Нет, разумеется, — усмехнулась Амалия. — Больше всего меня задела людская глупость, или легковерие, как вам будет угодно. На вечере у графини были люди, которых я уважала, люди, которых я считала умными, а они с легкостью купились на… даже не знаю, какое слово подобрать… дешевый трюк, и то будет слишком лестно… И самое неприятное, что я ничего не могла поделать, чтобы вернуть их в чувство.

— Значит, вы считаете, что поручик Истрин и эта девушка солгали? — спросила Евдокия Петровна.

— По крайней мере один из них лжет, — решительно ответила баронесса Корф. — Но это наименьшая из всех проблем. Дальше возникает вопрос, почему сны сбываются и не помогает ли кто-то их осуществлению. Иными словами, не убил ли кто-то Лизу Левашову и не столкнул ли Николая Шанина с лестницы.

— Но зачем кому-то… — начала тетушка.

— Мотивы как раз можно найти, — вмешался Ломов, — но только тогда, когда речь идет о какой-нибудь одной жертве. Другое дело — найти убедительную причину, по которой кому-то понадобилось избавиться и от Лизы, и от студента. — Сергей Васильевич повернулся к Амалии. — Госпожа баронесса, а вы не думали, что мы имеем дело с убийством и с несчастным случаем? То есть произошло преступление, а потом имел место несчастный случай. Или наоборот: сначала несчастный случай…

— Я много о чем думала, — сказала Амалия, хмурясь, — но вот в чем дело, Сергей Васильевич: все началось с разговора о снах. И у меня такое чувство, что, пока мы не разберемся со снами — кто их видел и видел ли вообще, — мы с места не сдвинемся.

— Вы упоминали, что мадемуазель Левашова избегала вас, а что насчет поручика? Вы пытались его расспросить?

— Да, хотя обстановка, по правде говоря, не слишком благоприятствовала разговорам — его то и дело отвлекали. Кстати, у поручика оказалась превосходная память. Он сразу же вспомнил, что в одну из наших прошлых встреч я спрашивала, на что походила усадьба, которую он видел в первом сне. Так вот, Арсений Васильевич уверяет, что усадьба в общем и целом оставила у него странное впечатление: она не походила ни на одну из тех, которые он видел в своей жизни, но в ней словно соединились части разных усадеб. Что касается калитки с монстром, то он затрудняется объяснить, откуда она взялась. «Может быть, это рисунок, который я видел в какой-нибудь книге», — предположил он. Больше нам поговорить не удалось, потому что им завладела графиня Хвостова и не отпускала его от себя до конца вечера.

— Мне кажется, я знаю, откуда взялась калитка, — несмело подала голос Евдокия Петровна. Ломов подпрыгнул на месте.

— Тетушка! И вы молчали?

— Сережа, я сомневалась… Я вовсе не была уверена, что моя версия правильная. Но мне кажется, что калитка, на которой изображен монстр с высунутым языком… — Тетушка порозовела, — я видела такую в имении генерала фон Пиркеля.

— Так, так, — пробормотал Ломов, морща лоб, — так это дед поручика?

— Да. Мать Арсения умерла совсем молодой, а генерал ненадолго ее пережил. Базиль пригласил меня однажды погостить в имении, поэтому я запомнила эту калитку. Она, знаешь ли, производила впечатление…

— Я так понимаю, поручик бывал в усадьбе? — спросила Амалия.

— Да, он жил в усадьбе, когда я приехала, — подтвердила Евдокия Петровна. — Насколько я помню, ему тогда было лет пять. Правда, Базиль недолго владел генеральским имением — вскоре он все продал, возможно, по настоянию второй жены, хотя я не уверена, но у нас так говорили…

Откинувшись на спинку стула, Амалия обменялась многозначительным взглядом с хозяином дома.

— Скажите, тетушка, — начал Сергей Васильевич, — а Оля Левашова хоть раз была в генеральской усадьбе? Может быть, приезжала туда вместе с родителями, не знаю…

— Нет, — покачала головой старая дама, — Базиль познакомился с Левашовыми уже потом, через свою вторую жену, после того, как избавился от усадьбы… А что?

— Да так, — беспечно уронил Сергей Васильевич, косясь на Амалию. — Если считать, что сны состоят из обрывков впечатлений конкретного человека, мадемуазель Левашова не могла видеть во сне калитку дома, в котором она не была. А вот поручик мог, потому что жил там в детстве… Госпожа баронесса, умоляю, поделитесь с нами своими мыслями. У вас такой загадочный вид…

— Я чувствую себя как профессор Ортенберг, — проворчала Амалия. — Я имею в виду, если попытаться истолковать первый сон… что вообще он может значить? Туман… ну, допустим, он символизирует Петербург. Дальше возникает некая усадьба: возвращение домой? Калитка дома, который в детстве воспринимался, конечно, как родной… и в то же время пугающая калитка, заметьте. А потом мертвая женщина. — Амалия нахмурилась. — Почему на ней было подвенечное платье? Если сон действительно означает возвращение…

— Вы упустили из виду самое главное, госпожа баронесса, — хладнокровно заметил Ломов. — Дом во сне был пуст. Поручику Истрину было не к кому возвращаться, понимаете? А вообще, я думаю, есть вещи, которые лучше оставить в покое и не ломать себе голову над тем, что они могут значить. Если я расскажу некоторые из моих кошмаров, профессор Ортенберг впадет в экстаз и предложит сто объяснений, одно заковыристее другого. Хотя я совершенно точно знаю, что причина столь ярких ночных видений — в том, что я ел или пил перед сном…

— Вы, как всегда, смотрите в корень, Сергей Васильевич, — отозвалась Амалия. И, переменив тему, она заговорила о спектакле, на который сегодня ходили хозяин дома и его тетушка.

— Вы сегодня произвели фурор, мой милый, — усмехаясь, сказала Варвара Дмитриевна пасынку. — На прошлом вечере у графини вы держались en vrai officier de l’armée russe [14]. Прямо-таки чувствовалось, что на все вопросы вам хочется отвечать только: «Так точно!» и «Никак нет!». — Арсений метнул на мачеху быстрый взгляд и стал с преувеличенным интересом смотреть в окно экипажа, который вез Истриных обратно в особняк. — А сейчас оказалось, что вы можете поддержать разговор, и поддержать его неплохо. Графиня Хвостова была в восторге, о профессоре Ортенберге и говорить нечего. Вам удалось покорить даже эту несносную выскочку, баронессу Корф. Только не вздумайте затевать с ней роман — она не из тех женщин, отношения с которыми идут мужчине на пользу.

Базиль, сидевший на противоположном сиденье, кашлянул. Он не принадлежал к числу людей, которые легко смущаются, но Арсений видел, что его отец все же смущен.

— Дорогая, ну зачем же так категорично… Баронесса занимается благотворительностью, она…

— Ну конечно же, я неправа, — с готовностью согласилась Варвара Дмитриевна. — Я всегда неправа, не так ли?

Базиль подумал, что можно сделать, чтобы жена не начала семейную сцену прямо тут, в экипаже. Проще всего, с иронией помыслил он, было бы вышвырнуть ее из кареты или придушить на месте. Но так как Базиль чтил уголовное уложение Российской империи, которое отрицательно относилось к тому, чтобы мужья убивали жен, он всего лишь завладел рукой Варвары Дмитриевны и несколько раз поцеловал ее.