– В последнее время она такая раздражительная, – заметил Мансур.

– Ну, я это на себе чувствую, – упавшим голосом сказал Хуанито. – Последние два дня она все время на взводе. Даже пошутить нельзя – никогда не знаешь, рассмеется или выйдет из себя. Господи, как мне это надоело!

Лопес Мансур рассмеялся.

– Ну, уж раз мы решили играть в детективов, – сказал он, кладя руку на плечо Хуанито, – пойдем к женщинам и давайте займемся этим все вместе, а? И потом, – добавил он, – мне почему-то кажется, что Елена сразу успокоится, как только мы предложим заняться расследованием.

Лицо Хуанито Муньос Сантоса просветлело.

Ана Мария убеждала Сонсолес:

– Да, я понимаю, ты не имеешь права ничего рассказывать, но мы должны что-то сделать; Фернандо говорит, и он совершенно прав, что это расследование в Холмистом, Каштановой долине и тут бросает на всех нас тень. Оно нам во вред: в Сан-Педро на нас начнут смотреть другими глазами, а уж если что-то появится в газетах… Нет, надо что-то делать!

– Ана, дорогая, поверь: я ничего не знаю. Мариана не разговаривает со мной об этом, и правильно делает. И отчасти потому, что она сама запретила разглашать данные расследования. Ты понимаешь, что это значит? – спросила Сонсолес.

– Ну конечно понимаю: об этом нельзя рассказывать посторонним, но уж между собой-то… – Ана возбужденно размахивала руками. – Мы-то ведь не посторонние.

Сонсолес ласково улыбнулась. Она не могла не сознаться, что ей нравится простодушие, которое иногда незаметно проскальзывало у ее подруги. Может быть, это качество зрелой женщине не очень к лицу, но совершенства на земле не бывает, а Ану Марию ни в чем нельзя было упрекнуть ни как жену, ни как мать. И все же в некоторых ее убеждениях был изъян. В своей жизни Ана Мария знала только два домашних очага – родительский и ее собственный, и только одного мужчину. Что ж, в конце концов, это избавляет не только от излишнего знания жизни, но и от многих переживаний. Зато редко встретишь другого такого же прямого человека, как Ана Мария, на нее всегда можно положиться.

– А что мы можем сделать вдвоем-то? – спросила Сонсолес, стараясь увести разговор от вопроса, ставившего Ану Марию в неловкое положение.

– Провести собственное расследование, – ответила та без тени сомнения. – Надо вытащить убийцу отсюда.

– Что?! – Сонсолес не удержалась и рассмеялась. – Ты с ним что, знакома? Ты хочешь, чтобы я помогла тебе посадить его в рейсовый автобус и пусть уезжает из Сан-Педро?

– Наверное ты хочешь сказать, что я круглая дура, во всяком случае, так мне кажется, – ответила Ана Мария. – Я думаю, необходимо рассеять подозрения в наш адрес, потому что – следующие слова Ана Мария произнесла отчетливо, с нажимом – совершенно неприемлемо, что подозревают всех нас.

– Да кто это говорит? – возмутилась Сонсолес.

– Фернандо. И он совершенно прав. Похоже, они считают, что преступление совершено кем-то, кто живет тут или в Каштановой долине. Разве ты не видишь, что они у нас все вверх дном перевернули? Над этим подшучивают даже мои дети.

– Но они тоже под подозрением, – вырвалось у Сонсолес прежде, чем она успела спохватиться.

– Смейся, смейся. Я посмотрю, как ты будешь смеяться, когда они под каким-нибудь пустяковым предлогом явятся к тебе в дом.

– Прости, Ана, я просто дура. Но разве к тебе они приходили?

– Нет, я же говорю, они действуют очень осторожно, но намерения их очевидны. И они ни вот столечко ждать не станут, – Ана Мария выразительно сложила пальцы, – чтобы войти в дома уже совсем по-другому. Но я тебе повторяю: хуже всего, что по городку поползли слухи, что появляется настороженность и от нее уже не избавишься, – ведь от соседей никуда не денешься. К тому же мы не живем здесь постоянно, понимаешь? Маленький городок – это маленький городок, и ничего с этим не поделаешь, мы это прекрасно знаем.

– Да, конечно. Но, Ана, дорогая, мне кажется, ты немножко преувеличиваешь.

– Ни капельки, можешь не сомневаться.

– Ну, тогда я снова спрошу – а что мы с тобой, собственно, можем сделать?

– Только то, что тебе кажется таким смешным: провести собственное расследование.

– Ах, да, – сказала Сонсолес. Она вздохнула и добавила: – Я не знаю, убил ли его кто-нибудь из наших, как ты выражаешься, но, во-первых, тут немало людей, с которыми мы едва знакомы, и я не думаю, что мы можем называть их «нашими» в том смысле, какой ты вкладываешь в это слово. А во-вторых, может, ищут не только тут, а где-нибудь еще. Насколько я знаю Мариану, она ничего не оставляет без внимания. И потом, что, если убил кто-то знакомый, хотя только этого нам и не хватало? Мы ведь даже не знаем, почему убили судью Медину…

– Это все ерунда! – перебила ее Ана Мария. – Я считаю, мы должны выяснить, кто заходил в тот день в дом к судье Медине, или подходил близко к дому, или крутился неподалеку. Я уверена – кто бы ни был этот человек, он не отсюда, он приехал убить судью, а потом уехал, и ищи свищи. И сейчас, пока мы тут по уши в грязи, он корчится от смеха за тысячу километров отсюда.

Сонсолес попробовала представить себе убийцу, который корчится от смеха где-нибудь на средиземноморском пляже, и с трудом сдержала скептическую ухмылку, которую подруга, возбужденная собственными доводами, к счастью, не заметила. Но, зная, с каким упорством Ана Мария обычно бралась за выполнение принятого решения, Сонсолес опасалась худшего. Сейчас Ана Мария твердо решила принять участие в расследовании. «Какое участие она может принять?» – спрашивала себя Сонсолес.

– Прислуга – вот кто всегда все знает. Поэтому я решила действовать через Дору, подругу Хуаниты; ты знаешь, хотя Дора не местная, с Хуанитой они подружки. Да-да, – сказала она, заметив удивление на лице Сонсолес, – с той самой Хуанитой, которая обнаружила тело судьи, – и поскольку Сонсолес продолжала смотреть на нее с удивлением, добавила: – Она была вместе со своей тетей, кухаркой судьи Медины; с той чуть инфаркт не случился, и Фернандо пришлось идти оказывать ей помощь. – Удивление на лице подруги сменилось непониманием.

– Она приходящая прислуга у Карлоса Састре; Хуанита, не ее тетя, – пояснила Ана Мария уже чуть раздраженно.

– А я и не знала, – сказала Сонсолес. – Значит, Хуанита приходящая прислуга Карлоса, которого ты опекаешь.

– Опекаю? Почему ты так сказала?

– Да просто так, ни почему. Значит, именно эта девушка обнаружила труп…

– Как это «просто так»? Что значит «опекаю»? Изволь объясниться.

– Ана, дорогая, да ничего это не значит! В моих словах не было никакого второго смысла, если ты из-за этого сердишься. Неужели ты могла подумать, будто я на что-то намекаю? Просто вы действительно его опекаете, это же так, ну признай.

– Мы, – подчеркнула Мария, – не я.

– Ну хорошо, хорошо, не будь занудой, я тебя прошу. И… – Сонсолес замолчала, пытаясь собраться с мыслями – ах, да, вспомнила, о чем мы говорили. Значит, ты хочешь превратить Дору в сыщика?