четырёхместном, половину которого заполнил багаж. До отхода поезда оставалось минут пятнадцать, когда на перроне появилась запыхавшаяся подружка Нади. Оттолкнув проводника, потного усатого дядьку с фундаментальной фигурой, на котором от необъятного живота трещал китель, она буквально вихрем ворвалась в вагон.

Проводник вслед ей только и прокричал:

– Гражданка, куда же вы?!

– Я провожающая! – отмахнулась бесшабашная Нина.

– Поезд через десять минут отходит!

– Я успею! – и Малинович стала проходить по вагону и заглядывать в каждое купе, но тут к окну вышел Николай и, увидев его, Нина заулыбалась и подбежала к нему.

– Надя с тобой?

Соколовский кивнул головой и вытащил папиросы.

– Ваше какое?

Соколовский жестом руки указал. Нина тут же рывком открыла его и застала уже переодевавшуюся Надю:

– Извини, подруга! – и Малинович тут же за собой прикрыла дверь. – Чуть не опоздала! Вот тебе булочки с маком в дорогу, – она положила аккуратный свёрток на столик, – с Николаем поделишься! Вам несколько дней ехать… Наверное, месяц не увидимся?

– Да, я буду у родителей недели четыре-пять, не меньше.

– Ну а назад поедешь одна или с Николаем?

– Постараюсь назад поехать тоже с ним…

– Правильно! Только не перегибай палку! Мужики не любят слишком навязчивых. Надо во всём знать меру. Делай всё исподволь и незаметно, чтобы он чувствовал себя якобы свободным, но надолго не пропадай из его поля зрения. И создавай такие условия, чтобы ты была необходима, и чтобы ему с тобой было хорошо! Ну, ты взрослая девочка, всё сама понимаешь! Надюша, я вот что ещё хотела тебе сказать… Два года назад ты спасла меня от банкротства, ты просто так дала мне кругленькую сумму… И из-за этого я не оказалась на улице. Этого, подруга, я никогда не забуду! Я всегда на твоей стороне!

***

По всему вокзалу и привокзальной площади пронёсся первый предупреждающий звонок. Малинович расцеловалась с Надей и покинула купе. Только в тамбуре она застала Соколовского. Поручик курил. Нина попросила у него папироску. Николай подал пачку и дал прикурить. Нина затянулась. По вокзалу прозвучал второй звонок. Грузный проводник платком обтёр вспревшую лысину, с трудом взобрался в вагон и угрожающе прошипел:

– Гра-ажданка, немедленно покиньте поезд! Через две минуты мы трогаемся.

Нина протянула руку Николаю для поцелуя и после заметила:

– Поручик, не обижай мою подругу! И запомни мои слова: именно с ней ты найдёшь своё счастье! А я знаю, что говорю! Моя тётка была известной провидицей, и её дар частично передался и мне! Ну-у, думаю, ещё увидимся! – Малинович чмокнула в щёку поручика и решительно направилась из вагона на перрон.

Только Нина соскочила с поезда, как он с натужным грохотом ожил и тронулся. Уже стоя на перроне и махая одной рукой, а другой придерживая свою модную шляпку, Малинович прокричала Соколовскому и подошедшей к нему Гриднёвой:

– Через месяц я вас жду дво-о-оих! Чтобы вы приехали вме-е-есте!

Глава тринадцатая

В 1891 году 28 февраля (по старому стилю) Александр III подписал указ о строительстве Транссибирской железной дороги, которая должна была протянуться на девять с лишним тысяч километров и стать самой протяжённой на Земле (впрочем, таковой она остаётся и поныне). Транссиб должен был пройти от Москвы через всю Евразию и закончиться у тихоокеанских портов империи. Общая стоимость его строительства составила полтора миллиарда рублей золотом, что по тем временам являлось суммой совершенно фантастической. Однако правительство хорошо понимало значение этой магистрали. Транссиб должен был как бы сшить огромную Российскую империю, протянувшуюся от Вислы и до Курильских островов.

Движение по нему началось в октябре 1901 года (после того, как было уложено «золотое звено» на последнем участке КВЖД, Китайско-Восточной железной дороге). Ну а регулярное сообщение между Санкт-Петербургом и Владивостоком установилось в июле 1903 года.

Транссиб поначалу распадался на отрезки, и тот, который протянулся от Омска до Самары, делился на две половины. Его восточная часть протяжённостью 1418 километров отходила от столицы Степного края, шла через Петропавловск и Курган и заканчивалась на Южном Урале. А вот западная часть, начинавшаяся в Челябинске, проходила через Уфу и упиралась в излучину Волги, в так называемую Самарскую Луку. Этот участок был покороче.

Когда поезд с протяжным лязгом наконец-то тронулся с места и стал постепенно набирать скорость, минут через десять в купе, где разместились Суриков и Чудинов-старший, постучали.

– Можно! – откликнулся Пётр Ефимович.

Замок в двери щёлкнул, дверь открылась, и внутрь купе ввалился грузный проводник. Он снял фуражку и, протерев платком покрывшуюся бисеринками пота лысину, произнёс:

– Господа, попрошу предъявить билетики!

Суриков и Чудинов подали их. Проводник проверил оба и затем их прокомпостировал.

– Значит, едете до Самары?!

– Да! – ответил Чудинов.

Проводник вернул билеты.

– Чаю?

– Не помешало бы! – откликнулся Суриков.

– Сахар за дополнительную плату.

– Давайте с сахаром.

– Занесу через пять минут. А через час мой помощник принесёт постельные принадлежности. Курить в тамбуре, господа! В купе не полагается.

– Мы знаем, – кивнул головой Суриков.

– И без необходимости окно не открывайте!

– Учтём, – ответил проводнику Пётр Ефимович.

Уже на выходе проводник обернулся.

– Да-а, а газеты не желаете, господа?

– А у вас какие? – переспросил Пётр Ефимович.

– Свежие омские и с прошлой недели курганские и челябинские.

– Давайте свежие!

Когда проводник ушёл, Пётр Ефимович хмыкнул, не глядя на Сурикова:

– Ну, ты посмотри, как эта дамочка вцепилась в нашего Николая Георгиевича! Прямо не отпускает его ни на шаг! Вот же хватка!

– А что вы хотите, Пётр Ефимович, – заметил Алексей, – она же в него влюблена, как кошка, и это бросается в глаза!

– Ну да, а ещё она миллионщица! Потягайся-ка с ней!– Чудинов-старший покачал головой. – Э-эх, вот думал, наконец-то, в нашей Тмутаракани приглядел для Катеньки вполне достойную и приличную партию – и толковый, и правильно воспитан, и приятной наружности, всё при нём, всё есть. И нате! Увели! Прямо из-под носа!

– Да что вы так распереживались? – отмахнулся Алексей. – Не стоит по этому поводу сокрушаться! Катюша у вас ещё молодка, учится в гимназии. И ей ещё встретится на пути принц!

– Ну, конечно, в нашей Тмутаракани только и ошиваются такие, как тот же Неустроев, и прочая всякая голь перекатная! Не прынцы, а прости господи, тьфу! На такую голь и тошно-то смотреть, а не то что свою кровинушку за них отдавать!

– А может, с Николаем ещё ничего не потеряно? – начал философски размышлять вслух Суриков. – Я вот присматриваюсь к ним и вижу: да, у Гриднёвой глаза горят, она вся прямо-таки светится от счастья, а Соколовский… он как будто какой-то неуверенный и