class="p1">Малинович плюхнулась на стул рядом с Николаем и, вытянув ноги, заявила:

– Что-то меня сегодня постоянно мучает голод, я подкреплюсь у тебя, подруга? Целый день пробегала по делам! А тут ещё пришлось благоверного провожать в Томск. Ну, немного с ним выпили. Самую капелюшечку. А вы свои дела сделали?

– Да! – ответила Надя, – и вот перед дорогой решили отдохнуть…

– О-о! – увидела Малинович водку, – вы тут на глазах разлагаетесь. Вдвоём злодейку употреблять не река… не рекомендую, а обязательно её следует изничтожать только в хорошей компании, ну по меньшей мере втроём! И я, как всегда, благородна в своих помыслах и готова вас от разложения спасти! Николай, наливайте и мне! Наливайте полную!

Николай покосился на Надю, и она кивнула ему головой.

Он налил Малинович водки.

– На брудершафт я уже не предлагаю, – шмыгнула своим носиком Малинович, – знаю, не дура, опять нарвусь на отказ. Так что давайте просто выпьем! Или нет! Давайте выпьем с вами за дружбу! Между женщиной и мужчиной… – и Малинович скорчила комическую рожицу, – хотя в дружбу между женщиной и мужчиной лично я вот не верю! Но всё равно, выпьем!

Малинович чокнулась с Соколовским, потом с Надей и не по-женски залпом осушила стопку. Затем она обратила свой взор на стол:

– О-о, Надюш, я никогда у тебя не видела блинов с икрой! Это Варя их приготовила? Хотя, что я, глупая, говорю? Не-ет, это ты сделала их сама! Ну, конечно, что не сделаешь для любимого! И тесто завела, и блинов напекла! Всё правильно делаешь! Ну, молчу, молчу! – и Малинович приложила палец к губам. – Николай, не увиливайте от работы! Наливайте следующую!

– Может, хватит?– попыталась Надя урезонить разошедшуюся не на шутку Малинович.

Но Нина не собиралась слушаться.

– Я сейчас хочу выпить за лучшую свою подругу! За тебя, Надя! Гусары пьют стоя!

Малинович встала и подняла стопку. Николай последовал примеру Нины.

Малинович продолжила:

– Я хочу выпить за твоё счастье, Надя! Подруга, не упускай его!

Малинович вновь залпом осушила стопку и, поставив её на стол, по-мужицки взяла Николая за плечи и, притянув его к себе, облобызала и после этого прошептала ему на ушко:

– Соколовский, не будь хоть на этот раз простофилей и дураком. Моя подруга любит тебя. А она не женщина, она – ангел. Она тебя восемь лет ждала. И хуже всего будет для тебя, если ты эту женщину вновь упустишь… Заклинаю тебя, хорошенько подумай об этом.

– Ни-ина! – раздражённо произнесла Гриднёва, – ты уже выпила лишнего!

– Всё, всё, молчу! – вновь приложила палец к губам Малинович. – Пить больше с вами не стану! Ну и чёрт с вами, дальше разлагайтесь! А я ухожу… Меня ждёт извозчик! – и Малинович нетвёрдой походкой вышла от Нади.

Глава двенадцатая

Прощаясь с Надей, Нина, перейдя на шёпот, сказала:

– Ты уж прости меня, что я вот такая прямодушная, особенно сегодня, но я же переживаю. Ты столько лет ждала своего счастья и должна сейчас понять, что всё теперь зависит не от Николая, а только от тебя! Учись на своих ошибках, подруга, и делай правильные выводы!

Водрузив на высокую причёску шляпку и чмокнув Надю в щёку, Малинович направилась к лифту. Уже вызвав его, она обернулась:

– Когда едете?

– Завтра! В два тридцать. Поезд «Омск-Самара».

– Вагон?

– Одиннадцатый.

– Я приеду на вокзал!

Малинович послала подруге воздушный поцелуй и заскочила в открывшийся лифт. Лифт вздрогнул и со скрежетом пошёл вниз.

Надя вернулась к Николаю. Он вышел из-за стола и сейчас стоял у окна. Откинув штору, он смотрел на улицу. Гриднёва приблизилась к нему, обняла его со спины и, положив голову на плечо Николая, тихо спросила:

– О чём думаешь?

– Да та-ак. Обо всём…

– И про нас?

– И про нас тоже.

– И что ты думаешь про нас? Признайся!

– Мне как-то не по себе.

– А почему?

– Я боюсь выглядеть со стороны каким-нибудь альфонсом. Ты же знаешь, мне эта роль совершенно не подходит. И она мне противна.

– Ну-у, опять начинается! Что ты заладил: альфонс да альфонс! Пойми, Соколовский, я с тобой откровенна и не собираюсь прятаться за какие-то условности. Я ничего не намерена от тебя скрывать! Ты мне нужен, я ни о ком не могу думать кроме тебя, и, в конце концов, ты – моя первая и единственная любовь! Еди-инстве-енная! Ты это хоть понимаешь? До тебя это доходит?

Николай развернулся, и Надя прильнула к его губам. Поцелуй её был очень долгий, от её губ полыхнуло жаром, и Надю просто переполняла страсть. Поручик от её затянувшегося поцелуя чуть не задохнулся.

Надя решила не давать ему спуска. Только через двадцать минут она разжала объятия, немного успокоилась и, пройдя к столу, спросила:

– Ещё выпьешь?

– Только если одну.

Надя жестом показала Николаю, чтобы он налил и ей, и затем произнесла:

– Э-эх, Соколовский, Соколовский, ты, как все мужчины в каких-то вопросах, уподобляешься малолетнему дитю… Вы, мужчины, совершенно не понимаете женскую душу! А что нам, женщинам, надо? Каждой из нас хочется счастья! И мне тоже! Простого, женского. Я хочу семью, хочу нарожать любимому детишек. И поэтому…

Надя запнулась, у неё в глазах заблестели слёзы. Она смахнула их и затем махнула рукой.

– А-а, не обращай внимания, это у меня нервы. Я сейчас успокоюсь… Ну, давай выпьем! За нас двоих!

После Надя продолжила:

– А помнишь моё совершеннолетие, когда мне исполнилось восемнадцать? Я тебя пригласила на свой день рождения, а ты пришёл, но не один. В тот раз ты заявился не с актрисулькой, не с этой крашеной и вульгарной кикиморой из погорелого театра, всегда раздражавшей меня, особенно из-за своего откровенного цинизма и невообразимой наглости, а с какой-то другой девицей…

– Да, помню.

– Ты это сделал назло мне?

– Даже и не думал об этом!

– Ну а я так восприняла. И тебе удалось меня разозлить! У-ух, как ты меня разозлил!

Николай налил себе уже минералки. Он почувствовал себя неловко и попытался немного оправдаться.

– Я хорошо помню твоё совершеннолетие, ты его отмечала на родительской даче. Костик мне сообщил, что ты ждёшь и меня, чтобы я на правах старого друга обязательно присутствовал.

– Я тогда, Соколовский, между прочим, отчаянно пыталась наладить между нами отношения, уже в который раз, но ты, как всегда, был глух и слеп!

– Ну, по этому поводу ничего не буду утверждать, а только скажу, что мне не хотелось на твой день рождения приходить одному, а с Алисой мы разругались. К тому времени мы уже часто с