четверо ребятишек у меня. Но уже лет семь как я перевёлся из Семипалатинска в Рубцовку, а потом в Барнаул, и совсем недавно, пару недель назад, попросился в Курган. Видите ли, господин поручик, зарплата у землемеров небольшая, а работать где-то ещё у меня здоровья нет. Так что не то что дом купить, а вообще как-то выжить моей семье очень и очень трудно. Бывает, что и недоедаем. А тут в Кургане у супруги родители преставились – царствие им небесное! Один за другим в мир иной ушли. И после них домик и небольшое хозяйство осталось нам, вот и хотим с супругой вступить во владение оставленным ей имуществом. Теперь хоть свой угол поимеем, и полегче станет, а то столько лет мыкались по чужим углам, э-э-эх, устали от неустроенности, но теперь всё у нас будет по-другому! Теперь заживём, я в этом нисколечко не сомневаюсь! Супруга с детьми уже в Кургане, а я сдал дела в Барнауле и еду вслед за ней.

Вечерело. Вдали показалась змейка реки, а затем и россыпь огней. Поезд шёл по унылой Барабинской степи уже больше восьми часов. Попутчик Николая заметил:

– К Петропавловску подъезжаем. Он стоит на Ишиме. Городок так себе. Чуть больше Семипалатинска, но мало устроенный. Стоять будем в нём полчаса.

Соколовский вернулся в своё купе. Надя не спала. Она на столике расстелила газеты и разложила еду: копчёную курятину, яйца и сделала салат.

– Садись, Николя, поешь!

– Спасибо, Надюша, что-то не проголодался. Подъезжаем к Петропавловску. Минут через двадцать там будем. Хочу по вокзалу пройтись. Тебе что-нибудь взять?

– Купи свежих помидоров, лучок и огурцы. Только огурцы небольшие. Я ещё сделаю салат. И возьми что-нибудь попить.

В коридоре Соколовский встретил Чудинова-старшего и Сурикова.

Пётр Ефимович спросил:

– Николай Георгиевич, а что вы про нас-то забыли? Нам без вас как-то скучно! Или вы окончательно предпочли нашему обществу общество вашей соседки? Если это так, то очень жаль…

– Да что вы, – откликнулся Николай, – мы просто дремали, и Надя, и я притомились. А сейчас хочу сходить на вокзал. К Петропавловску подъезжаем. Будем стоять полчаса. Вы со мной?

– Да можно! И Алексей тоже с нами.

Начались окраины Петропавловска.

***

Город этот был действительно серым и не слишком благоустроенным, хотя по последней переписи его население превысило сорок две тысячи жителей, но он больше походил на огромную деревню. Уличное освещение в нём практически отсутствовало, редкие фонари горели только у вокзала, на площади, на которой располагались рынок и главный православный собор, и на единственной центральной улице.

Через несколько минут поезд начал тормозить и окончательно встал перед вокзалом. Железнодорожный вокзал Петропавловска был таким же непрезентабельным, как и сам этот городишко. Народу было мало, в основном это были крестьяне из прилегающих деревень, которые приехали что-нибудь продать проезжающим.

Грузный проводник громко на весь вагон оповестил пассажиров:

– Господа, станция Петропавловск! Стоим полчаса! Кто хочет сойти, не опаздывайте! Поезд ждать опоздавших не будет!

Соколовский, Чудинов-старший и Суриков сошли с поезда и прошлись по рядам торгующих крестьян, взяли кое-что из продуктов и вернулись назад, кроме поручика, который решил пройти в само здание вокзала. Оно было и внутри обшарпанным. Николай спросил у жандарма, одиноко стоявшего у стены и зевавшего от скуки, где здесь продаются газеты. Жандарм показал в сторону выхода и сказал, что там прямо у дверей находится газетный лоток, но уже поздно и он, скорее всего, закрылся. Поручик всё-таки прошёл до него и на его удачу лоток ещё работал.

Купив несколько последних газет, Николай направился к поезду и на полпути чуть не налетел на странного человека. Тот был в шляпе, которую он низко надвинул на глаза. Во всём его поведении было что-то подозрительное. Соколовский с этим человеком столкнулся лоб в лоб. Незнакомец тут же стал извиняться и внезапно вскрикнул:

– Соколовский, ты, что ли?!

Поручик опешил. Он не сразу узнал своего сокурсника по Самарскому кадетскому корпусу Устюжина.

– Мишка, ты?!

– Кажется, я!

И обрадовавшийся Устюжин полез обниматься. Но внезапно он сбавил тон.

– Ты что здесь делаешь? – спросил его Николай.

– А-а, долго рассказывать! А ты как здесь?

– Я проездом. Еду в Самару. У меня сейчас поезд отходит…

– Ладно, бывай!

И Устюжин, весь обросший и совершенно какой-то запущенный, ещё глубже нахлобучив на себя шляпу, выскочил из здания вокзала и побежал вдоль железнодорожных путей. За спиной Соколовского раздались пронзительные свистки жандармов.

Устюжин бросился бежать ещё быстрее, а за ним вдогонку и с другой стороны ему на перехват уже мчались пятеро других жандармов. Кто-то из них даже выстрелил в воздух. Соколовский не мог понять, что происходит.

Но тут прозвучал третий звонок, и поручик тоже побежал к поезду, так как тот начал отходить от перрона. Николай уже думал, что не успеет вскочить на свой отходящий поезд, и всё, что было у него в руках, побросал, чтобы ничто не мешало ему бежать, как внезапно раздался жуткий скрежет тормозов, а следом кто-то истошно завопил:

– Человек попал под поезд!

Кто-то ещё более истерично завопил:

– Пополам человека перерезало!

Наконец поезд с трудом затормозил и встал. Увидев столпившихся жандармов и зевак, Николай направился к ним. Подойдя, тут же спросил:

– Что случилось?

Один из жандармов кивнул головой на человеческие останки:

– Убегал от нас и попал под поезд.

– А кто это такой? – спросил Соколовский.

– Политический, – ответил жандарм. – Бежал с каторги, а мы его в Петропавловске ждали и здесь вот попытались перехватить!

В останках человека, страшно изуродованного и перерезанного пополам, Николай с трудом узнал своего сокурсника Мишку Устюжина, с которым он только что несколько минут назад разговаривал. C ним они не виделись с того времени, как покинули стены родного кадетского корпуса. И какая же судьба оказалась у Михаила!

Выходит, он связался с революционерами и принял на глазах Соколовского жуткую смерть.

Глава четырнадцатая

То, что произошло на вокзале, вызвало шок не только у Николая, но и у всех, кто был поблизости. В сторону жандармов посыпались проклятия и угрозы.

– Ироды! Загубили ни за что человека!

– Ну и что, что он политический, не обязательно же было в него стрелять и толкать его под поезд!

– Креста на вас, ироды, нету!

– Когда же вы угомонитесь?!

Один из жандармов стал оправдываться перед собравшейся толпой:

– Мы стреляли в воздух! И никто его не хотел убивать!

Николай направился к своему вагону, а навстречу ему уже бежала до смерти напуганная Надя. Увидев Соколовского, она подскочила к поручику,