Голос Ивана дрогнул. Как натуру эмоциональную, его тянуло на разговоры, ему хотелось выкричаться. Он сидел в кресле, Федор дремал на кровати, чувствуя себя выжатым как лимон. Он взял тайм-аут перед визитом к Саломее Филипповне. После бурной ночи…

— Неужели ты ничего не заметил? Ты же профи! — сказал Иван, не дождавшись реакции Федора. — Неужели они все такие замечательные актеры? Хоть что-то? Федя! Я… я не могу поверить! Это же… сюр! Абсурд! Какого хрена! Неужели ничего?

— Заметил, конечно, — сказал Федор, не открывая глаз. — Гений всех провоцировал. Адвокат рвался в лидеры, он очень уверен в себе. Актриса растерялась и скрыла растерянность за бурными рыданиями, а потом и вовсе сбежала. Дима убийство Марго не задело, но вот когда его ткнули носом в возможный мотив — наследство, он взорвался. Это вывело его из спячки, и он бросился на Мишу. Наташа-Барби единственная, кто была спокойна. Как слон. Как-то так.

— Как йог, — поправил Иван. — У них не нервы, а канаты. А почему адвокат рвался в лидеры? Кто он вообще такой? Он здесь никто.

— Ты имеешь в виду, есть и повыше рангом?

— Вот именно. Мишка, конечно, мразь, но не убийца. То есть Марго вряд ли он. Зою… не знаю. А Марго… зачем? Чего не поделили? Слишком лезет на рожон, а убийцы сидят тихо.

— И кто же убийца, по-твоему?

— Убийца или убийцы? — с нажимом произнес Иван. — Сколько их?

— Не знаю. Не забывай про журналиста.

— Помню. А зачем он обставил опять все, как при убийстве Зои? Шарф, подсвечник, усадил в кресло вместо куклы… что за дурацкие игры? Босая, без туфель… — Иван передернул плечами. — Он что, маньяк? Псих? Зачем убийца номер два повторил убийцу номер один? Как это называется… имитатор? Он же рисковал! Его могли застукать. Какого хрена? А как он проник в… ту комнату?

— Убийца номер два… если их двое, — заметил Федор. — Дядя Паша называет ее «ледник». Пока неизвестно. Возможно, стащил ключ или через окно.

Иван потер затылок.

— Уму непостижимо! Стащил ключ или через окно… Оно и сейчас открыто?

— Сейчас закрыто. А тебе не кажется, что придумать такое мог только человек с творческим воображением? Художник?

— Мишка? — с сомнением произнес Иван. — Зачем? Дим пишет сай-фай[3], между прочим.

— Ты читал?

— Наташа-Барби говорила. Я такое не читаю. Перебираю всех и ничего в голову не лезет! У Мишки был мотив убить Зою, допускаю… а Марго? Не вижу. А больше некому. — Он помолчал. — Долго они будут там лежать? Не по-людски как-то…

— Послезавтра их похоронят. Дядя Паша привез гробовщика из поселка и двух женщин, они сделают все, что полагается. Лиза собирает одежду.

Иван сглотнул с натугой, отвел глаза. Сказал после паузы:

— А разрешение от полиции?

— Разрешение есть, от руки, но с печатью. Когда приедет следственная группа, потом можно отыграть…

Иван мучительно поморщился, помолчал. Сказал после паузы:

— Что ты собираешься делать, Федя?

— Поговорю с каждым. Что-то мы упускаем. Поищу мобильник Марго… хотя, если его взял убийца, мы его не найдем.

— Зачем убийце мобильник Марго? Может, завалился куда-нибудь?

— Может. А может, нет.

— Зоя… понимаешь, Федя, это была моя женщина! — В голосе Ивана звучала тоска. — Я чувствовал родство… взгляд, жест, улыбка… нам не нужны были слова, понимаешь? А Марго… если честно, мне она не нравилась. Манерна, корчила из себя львицу, глуповата… Но если бы ты только знал, Федя, как мне ее жалко! Она была молодая девчонка, господи! Сколько ей было? Тридцать? Или еще не было? Я даже не знаю, сколько лет Зое… Если ее из ревности… я понимаю, не факт, но хотя бы допустить можно? А вот мотив убийства Марго… даже представить себе не могу. И понимаешь, Федя, какая-то чертовщина! Мистика! Я все время об этом думаю… у меня уже крыша едет. Зое я нагадал счастье и долгую жизнь, а ее той же ночью убили. А когда мы подрались с Мишкой, я разломал эту проклятую куклу, этого идола, Марго-дубль, и в ту же ночь убили Марго… Понимаешь, это были знаки! А я был как слепая рука судьбы. Меня выбрали, понимаешь, Федя? Меня! Я чувствую себя виновным в их смертях. И все время перед глазами гипсовая голова идола на столе. И они… Зоя на полу около кресла, и Марго в кресле вместо куклы. Все вертится вокруг этой чертовой куклы! Я сразу почувствовал. Театр ужасов и режиссер псих. Такое в дурном сне не приснится. И меня выбрали… А как снова выберут? И новый труп? И убраться отсюда нельзя, сидишь взаперти. Все против нас, даже природа. Недаром Марго не любила этот угол, говорила, проклятое место, колодцы, бабы каменные… волки воют. Называла идолище поганое. Действительно, проклятое. Оно ей отомстило. И Зоя все время хотела уехать.

— Капище. Иван, убийства совершают убийцы, имея в руках весомый мотив. И если мотив неизвестен, то это не значит, что нужно бросаться в мистику. Убийца в Гнезде. Один из нас. А волки и каменные бабы ни при чем. Ты тоже ни при чем, так что успокойся.

— Ты не веришь в мистику? Ты же философ!

— Не верю. Ты не мог бы помолчать полчаса? Страшно хочется спать. Мне еще к ведьме в гости.

— Я с тобой!

— Ты останешься в Гнезде на всякий случай, будешь приглядывать за ними. Я ненадолго, потом расскажу. А теперь, будь другом, заткнись, пожалуйста… — пробормотал Федор, проваливаясь в глубокий сон.

Иван покачал головой и полез в тумбочку за бутылкой…

* * *

…Снова пошел снег. С утра задул западный ветер, принеся оттепель. Тяжелые мягкие снежинки тяжело шлепались на плечи и голову, превращая его в снежную бабу. Федор ощущал их тяжесть, останавливался, стряхивал. Мокрый снег налипал на лыжи, и они скользили с трудом. Небо было хмурым и низким. Он почувствовал облегчение при виде высоких елей у дома Саломеи Филипповны — верхушки их терялись в белесом снежном тумане. Дом, казалось, еще глубже ушел в сугроб, и Федор представил себе печальную куриную ногу, присевшую под его тяжестью.

Во дворе к нему как к старому знакомому бросился Херес с разноцветными глазами. Бесшумно раскрыл пасть, запрыгнул лапами на грудь, лизнул в щеку. Отстань, сказал Федор, я по делу. Но Херес продолжал прыгать, и Федора снова удивило, что прыгал он молча. Раскрывал пасть, вываливал язык, играя, хватал зубами край куртки — и все молча.

На крыльце он долго пристраивал лыжи, отряхивался от снега и топал. Он чувствовал себя игроком и медлил со ставкой, боясь проиграть. Он повторял себе, что правильно истолковал сигнал Саломеи Филипповны, что между ними установилась некая связь, как между существами одной породы и крови. Она сказала вчера: раз пришел, значит, тянуло, но не понял. Ничего, придешь еще раз — когда поймешь. Он почувствовал досаду тогда: что за выверты, неужели нельзя сказать прямо? Она смотрела на него насмешливо и с любопытством, словно заключила пари с собой: разгадает он ее загадку или нет. Наверное, так смотрел на путешественника Сфинкс — выжидающе и насмешливо.