class="p1">Он изучал древние тексты, написанные на языках, которых уже не существовало в мире. Медитировал часами, проникая в глубины своего сознания, обнаруживая там пласты воспоминаний и знаний, скрытые даже от него самого. Беседовал с монахами, чья мудрость, казалось, не имела границ, и с паломниками, изредка находившими путь к этому затерянному храму.

Постепенно Крид начал меняться. Не внешне — его тело, заключённое в вечный цикл бессмертия, оставалось таким же молодым и сильным. Но внутри, в глубине своего существа, он обретал то, чего так долго искал, — покой.

Не покой забвения или смерти, а покой принятия и понимания. Принятия своей судьбы, своего бессмертия, своей роли в бесконечном танце вселенной. Понимания, что вечность — не проклятие, если ты находишь смысл в каждом её мгновении.

Однажды, медитируя на вершине горы над храмом, Виктор испытал переживание, которое изменило его навсегда. Его сознание, освобождённое от оков времени и пространства, расширилось, охватывая всё сущее. Он видел не только свою жизнь, свои тысячелетия странствий, но и всю историю мира, всю эволюцию вселенной. Видел рождение и смерть звёзд, зарождение жизни на бесчисленных планетах, подъём и падение цивилизаций, о которых не знали даже самые древние тексты.

И среди всего этого великолепия он видел себя — не жалкого смертного, проклятого вечной жизнью, а бессмертного свидетеля, хранителя истории, мудрость которого росла с каждым прожитым столетием.

Когда Виктор вернулся в храм после этой медитации, монахи заметили перемену. В его глазах теперь светился не только голубой огонь кольца, но и нечто большее — понимание, выходящее за пределы человеческого опыта.

— Ты готов, — сказал старший монах, встретив его у входа. — Готов идти дальше.

Крид кивнул. Он чувствовал это и сам — его время в храме подходило к концу. Не потому, что он узнал всё, что мог, а потому, что понял: истинное знание приходит не через изоляцию, а через взаимодействие с миром.

— Куда я должен идти? — спросил он, хотя уже знал ответ.

— Назад, — ответил монах. — К тем, кого ты оставил. К землям, которые ты разрушил и которые теперь должен помочь восстановить. К людям, которые ждут от тебя не завоеваний, а мудрости и сострадания.

Он положил руку на плечо Виктора.

— И, возможно, к пятому кольцу. Когда придёт время.

Крид задумчиво кивнул.

— А что с Копьём? — спросил он, имея в виду артефакт, который всё ещё хранился в его келье.

— Оно твоё, — ответил монах. — Всегда было и всегда будет. Но теперь ты его хозяин, а не оно твой. Ты научился видеть его таким, какое оно есть, — не инструментом власти, а ключом к пониманию.

Он улыбнулся.

— Возьми его с собой. Оно укажет тебе путь, когда придёт время искать последнее кольцо. Но помни: решение о том, что делать с вратами времени, остаётся за тобой. И только за тобой.

В последний вечер перед уходом Виктор сидел в своей келье, глядя на Копьё Судьбы, лежащее на полке. Четыре кольца на нём светились мягким голубым светом, но теперь этот свет не пугал и не манил его. Он был просто частью реальности, такой же естественной, как солнечный свет или лунное сияние.

— Мы прошли долгий путь вместе, ты и я, — тихо произнёс Крид, обращаясь к артефакту. — И, кажется, он ещё не окончен.

Он протянул руку и взял Копьё, чувствуя его тепло и пульсацию, созвучную биению своего сердца. Но теперь это не было захватывающим контролем, как раньше. Скорее, это было сотрудничеством, партнёрством между двумя древними сущностями, каждая из которых имела свою роль в космической драме.

На рассвете следующего дня Виктор Крид покинул тибетский храм, где провёл годы, обретая мудрость и покой. Он уходил не так, как пришёл — одиноким странником, ищущим спасения от вечности. Теперь он был монахом, учителем, хранителем древних знаний. Человеком, который принял своё бессмертие не как проклятие, а как дар и ответственность.

Спускаясь по горной тропе, он обернулся в последний раз. Храм сиял в лучах восходящего солнца, его золотые крыши отражали свет, словно маяки для тех, кто ещё найдёт путь к этому месту мудрости и покоя.

— До встречи, — прошептал Виктор, зная, что однажды, возможно через столетия, его путь снова приведёт его сюда.

Затем он повернулся и продолжил спуск, направляясь на запад, туда, где его ждал мир, который он должен был помочь исцелить. И где, возможно, где-то на Кипре, его ждала Изабелла, прошедшая свой собственный путь к пониманию и принятию.

Впереди лежала дорога искупления, восстановления и, в конечном счёте, решения, которое определит не только его судьбу, но и судьбу всего мира. Но теперь Виктор Крид был готов к этому выбору — выбору, который он сделает не из страха или отчаяния, а из мудрости и любви.

И это будет уже совсем другая история.

* * *

Спустившись с гималайских вершин, Виктор Крид направился на запад, но не привычным караванным путём через Персию, а через неизведанные северные просторы — бескрайние степи, расстилавшиеся от горизонта до горизонта подобно застывшему зелёному морю.

Он шёл один, с Копьём Судьбы, обёрнутым в простую ткань, и скудными пожитками за плечами. Но это одиночество не тяготило его, как некогда — годы, проведённые в тибетском храме, научили его находить покой в безмолвии и мудрость в созерцании.

Степь казалась бесконечной — волны высоких трав колыхались под ветром, создавая иллюзию движения там, где всё оставалось неизменным. Днём палящее солнце иссушало губы и слепило глаза, ночью холод пробирал до костей, а звёзды, казалось, висели так низко, что до них можно было дотянуться рукой.

На исходе третьей недели пути Виктор понял, что заблудился. Ориентиры, которыми он руководствовался, исчезли, растворившись в однообразии степного пейзажа. Компас, что он нёс с собой, показывал странные, невозможные направления, словно сама магнитная сила земли здесь искажалась под воздействием некой древней магии.

— Странное место, — пробормотал Крид, опускаясь на землю у небольшого костра, разведённого из сухой травы и веток кустарника. — Словно время и пространство здесь течёт иначе.

Он достал Копьё и развернул ткань. Четыре кольца на рукояти тускло светились в сгущающихся сумерках. Виктор долго смотрел на древний артефакт, с которым прошёл столько