Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гретель не слишком-то спешила. Дома ей делать нечего – наверняка мать уже там, ходит по пустым комнатам или сидит у камина и пялится в одну точку.
«Хотя заглянуть домой все-таки придется», – подумала Гретель. Ей предстояло оставить под окном горсть белых камешков, чтобы предупредить Гензеля. А то вдруг мать и на него со скалкой накинется? И придется до вечера где-нибудь гулять, по возможности не попадаясь на глаза соседям. В таком виде – платье в кладбищенской грязи и траве, на лице синяк, в волосах запеклась кровь – Гретель даже не могла зайти к подругам. Начнутся расспросы, и что она ответит? Что мать привязала ее к надгробию и едва не отчикала пальцы садовыми ножницами? Нет уж! На закате вернется отец (если, конечно, не заглянет с друзьями в «Мышку, птичку и жареную колбасу» – тогда ждать придется до ночи). Вот ему Гретель все и выложит! И пусть он думает, как быть со своей женой.
Девочка так засмотрелась на ворон, что не сразу заметила фигуру, которая неслась ей навстречу. Присмотревшись, Гретель разглядела знакомую светлую шевелюру. Уж не Гензель ли это? Но разве он не должен сейчас латать крышу или чистить камин у Виктории Нойманн?
На всякий случай Гретель решила остановиться и подождать. Бегун, за которым тянулся пыльный шлейф, приближался, и вскоре не осталось никаких сомнений, что это Гензель. Он помахал сестре, а потом, не сбавляя скорости, оглянулся. Чувствуя нарастающую тревогу, Гретель привстала на носочки и приложила руку ко лбу на манер козырька. Вдалеке, там, где дорога поворачивала, маячили две или три точки.
Гензель остановился в паре шагов от сестры, согнулся и уперся ладонями в колени. Его лицо блестело от пота, а дыхание наводило на мысли о загнанных лошадях.
– Что случилось?! – воскликнула Гретель. – Ты от кого убегаешь?
– От Нильса и его банды… – Гензель поднял глаза на сестру. – Поздравляю, ты оказалась права.
– Курт и Йозеф тоже вызвались помогать фрау Нойманн? – Гретель вспомнила, что пожилая органистка жила как раз неподалеку.
– Да. Один остался следить, чтобы я не сбежал, а другой отправился за Нильсом. Я хотел отсидеться на крыше, но куда там! Дельбрук лично поднялся за мной, пока Йозеф и Курт ждали внизу!
– Не постеснялся залезть на крышу чужого дома? – удивилась Гретель.
– Да ему плевать на всех! Зайдя в калитку, он первым делом заехал в глаз Иуде Гану и сказал, что тому пора присматривать подходящую осину. Это человек десять видели. По-моему, у Нильса не все в порядке с головой!
– И как тебе удалось убежать?
– Пришлось прыгать с крыши – хорошо, дом одноэтажный! – Гензель выразительно закатил глаза. – У Нильса был нож, и он собирался выпотрошить меня прямо у печной трубы!
Это было что-то новенькое. Раньше Нильс Дельбрук предпочитал действовать чужими руками и уж точно не размахивал ножом, словно какой-то разбойник. Похоже, лишившись зубов, он сильно обозлился на Гретель, а заодно и на ее брата.
– Это же они там бегут? – спросила Гретель, махнув рукой вдаль.
– Ну а кто же еще? – Гензель уже не так тяжело дышал, как минуту назад. – Надо быстрее убираться отсюда!
– Это понятно. Вот только вокруг пустырь. Можно попробовать вернуться на кладбище…
– Да ну, там нас в два счета поймают, – отмахнулся Гензель. – Кстати, а с тобой-то что? Откуда синяк?
– Это мама. – Девочка осторожно потрогала кровоподтек на левой скуле. – Она окончательно чокнулась. Чуть не убила меня скалкой прямо на бабушкиной могиле! Если бы не сторож… Между прочим, он хотел отвести меня в полицию! Если мы вернемся и отыщем его…
– Куда проще затеряться в лесу, – перебил ее Гензель. – И никакой полиции.
Гретель тоже не горела желанием давать показания в участке. Но и соваться в лес, да еще и поблизости от того места, где на них напал старина Джек, тоже как-то не хотелось.
– Пока мы тут рассуждаем, Нильс приближается! – Гензель схватил сестру за руку и потащил в сторону леса. Гретель со вздохом подчинилась.
Они быстрым шагом пересекли каменистый пустырь и остановились на опушке леса. Либкухенвальд встретил Гензеля и Гретель торжественным молчанием, и девочке невольно вспомнились друиды, которые, по словам Томаса Блока, обожествляли деревья. До заката оставалось несколько часов, но между неохватными стволами уже поселились бесформенные тени, а косматые ветви нависали над землей, подобно бородам древних великанов. Гретель пожалела, что не уточнила у отца: какими были божества друидов? Добрыми или злыми? Хотелось ли им кровавых жертвоприношений?
Гензеля, похоже, куда больше волновало то, что творилось за их спинами, а не впереди. Он оглянулся и сказал:
– Наши друзья сворачивают с дороги. Ну ничего, пускай побегают по лесу. Либкухенвальд большой, скорее уж Нильс отыщет Пряничный домик, чем нас.
– Не говори глупостей. – Гретель слегка пихнула брата в плечо и ступила под сень первых деревьев.
– А что я такого сказал? – спросил Гензель. – Все ведь правильно, Пряничный домик стоит на месте, а значит, его проще отыскать, чем нас.
– Нашел время корчить из себя дурачка! – Гретель наградила брата недовольным взглядом. – Не надо говорить про сам знаешь что, когда мы идем в лес!
– Про ведьму Пряничного домика, что ли? – с невинным видом уточнил Гензель. – Хорошо, я не стану говорить ни про нее, ни про ее домик! Ну тот, в котором она жарит и ест пойманных детей…
Гретель – дочь дровосека – не боялась заблудиться в лесу. Скорее уж Нильс, воспитанный городской мальчик, станет очередной жертвой Либкухенвальда. Однако же рассчитывать, что он так просто отстанет от Гензеля и Гретель, не приходилось.
Брат и сестра уходили все глубже в сумрачный лес. Нильса и его дружков было не слыхать, но, в конце концов, они не такие идиоты, чтобы выдавать себя криками. Гретель понимала, что это будет тихая охота.
Ландшафт был неровный – Гензель и Гретель то поднимались на пологий холм, то спускались в напитанную влажными испарениями низину. На очередной возвышенности сосны внезапно уступили место кряжистым дубам. Обычный для Либкухенвальда сумрак здесь немного рассеялся.
– Давай остановимся и понаблюдаем, – предложил Гензель. – Сомневаюсь, что Нильсу повезет выйти прямо на нас. А если он пройдет мимо, мы сможем вернуться.
«Хлебные крошки склевали птицы, поэтому нам не вернуться», – подумала Гретель, вспомнив раскатившиеся по бабушкиной могиле булочки. Образ был неясный и зловещий, как обрывок полузабытого сновидения. Девочка попыталась выкинуть его из головы, сосредоточившись на том, что творилось