зал для прощальных церемоний и похоронное бюро с вывеской «Ритуальные услуги. Работаем на благо города с 1870 года».

– Мама, а почему мы никогда не навещаем прадедушку? – спросила Гретель, хотя прекрасно знала, что Альфред Мебиус, их знаменитый и уважаемый предок, похоронен не здесь.

– Прадедушка Мебиус покоится в крипте, под старой часовней, – сказала Марта. – Туда уже давно никого не пускают.

– А почему его не похоронили на кладбище, вместе со всеми? – поинтересовалась Гретель.

Расспрашивая о прадедушке, она всего лишь пыталась разговорить мать. Пока у Марты Блок не случилось очередного «затмения», они могли побыть обычной семьей, где принято рассказывать истории о предках и где никто никого не пытается утопить в ванне.

– Альфред Мебиус был героем Войны Десяти Королей, – сказала Марта. – Он руководил заговором против Казимира Кривого, сумасшедшего короля, из-за которого и началась эта война. А потом собственными руками зарубил его.

– Серьезно?

– Да. Когда прадедушка Мебиус скончался, его похоронили вместе с саблей, которой он прикончил короля.

– Невероятно, – сказала Гретель, хотя прекрасно знала, что Альфред Мебиус отошел на тот свет, сжимая эфес сабли.

Наконец мать и дочь вышли к воротам городского кладбища. Сегодня никого не хоронили, поэтому на решетчатых воротах висел тяжелый замок. Однако в левой створке имелась распахнутая калитка.

– Готова навестить бабушку Розмари? – спросила Марта, перекидывая мешок с одного плеча на другой. – Кстати, как вы с Гензелем поколядовали? Много конфет собрали?

– Только печенье, – вздохнула Гретель, следом за матерью заходя в калитку.

– Ну, хотя бы повеселились?

– Еще как, – пробормотала девочка, вспоминая пылающие глазницы и жуткую ухмылку старины Джека.

После вчерашней уборки кладбище выглядело ухоженным – опавшие листья убраны, сорняки выдернуты, на каждой второй могиле цветы или венки. А вот людей было не видать, кладбище будто бы вымерло… если вообще можно сказать так о кладбище. На деревьях иногда чирикали птицы, но в остальном над погостом висела тишина.

– Ого, кажется, мы здесь одни, – сказала Марта, шагая по основной аллее в глубь кладбища. – Вот и хорошо. Вчера здесь наверняка не пойми что творилось.

Бабушка Розмари лежала в старой части кладбища, там, где каменные кресты и крыши старых склепов едва виднелись за кронами столетних деревьев. Глядя на них, Гретель каждый раз думала, что кладбищенские деревья – особенные. Их корни проникали в могилы и питались человеческой плотью. С одной стороны, мысль жутковатая, а с другой – разве плохо после смерти сделаться деревом? Однажды, несколько лет назад, Гретель поделилась этим соображением с папой. Тот внимательно выслушал дочь и сказал:

– Не вздумай сказать такое при монахинях. Лучше вообще ни при ком не говори.

– Почему? – искренне удивилась Гретель, которой на тот момент исполнилось то ли семь, то ли восемь лет.

– Потому что это звучит как размышления язычника! В школе вас учат, что после смерти душа отправляется либо в чистилище, либо прямиком в ад. А значит, человек не может стать деревом. Только друиды верили в такое, но стараниями Святой инквизиции их давно не осталось!

Гретель впервые слышала о друидах и спросила отца, кто это такие.

– Колдуны и язычники, которые поклонялись деревьям, – ответил тот и со смехом добавил: – Но мне с ними точно не по пути, ведь я зарабатываю на жизнь тем, что валю деревья!

Гретель и Марта свернули с главной аллеи, прошли вдоль вереницы каменных крестов и алебастровых ангелов и остановились возле могилы, заросшей сорной травой. На кресте, оплетенном стеблями плюща, виднелась надпись: «Розмари Мебиус». Эту же фамилию носила мать Гензеля и Гретель до того, как вышла замуж за Томаса Блока.

Марта положила на землю мешок, в котором звякнули садовые ножницы, и произнесла:

– Давай-ка наведем здесь порядок! Сними для начала плющ с памятника.

Гретель поставила корзинку с поминальными булочками на траву и переступила невысокую каменную оградку, направляясь к утонувшему в плюще надгробию. И тут ее затылок словно взорвался вспышкой боли. Перед глазами потемнело, и Гретель осознала, что падает на траву лицом вниз.

* * *

Гретель разлепила веки. Ударивший в глаза дневной свет – не такой уж яркий благодаря раскидистым деревьям – отозвался в черепе ноющей болью. Голова кружилась, и к горлу подступала тошнота. Некоторое время девочка видела только мельтешение разноцветных обрывков и лоскутов – казалось, чьи-то руки безжалостно разорвали пространство на мелкие клочки и швырнули все это в лицо Гретель. Когда же карусель замедлила вращение, девочка разглядела собственные колени, накрытые юбкой и фартуком.

Гретель сидела на земле, вытянув ноги, а ее голова безвольно свешивалась на грудь, как у последнего пьянчуги, уснувшего у стены «Мышки, птички и жареной колбасы». Распрямив шею, девочка уперлась затылком во что-то твердое и зашипела от боли.

– Неприятно, да? А как еще прикажешь с тобой быть?

Гретель кое-как сфокусировала зрение и увидела собственную мать, сидящую на могильной ограде. У ее ног лежал мешок и стояла корзинка с булочками. Полотенце свешивалось с края корзины, и Гретель чувствовала аромат свежей сдобы. Сейчас к нему примешивался запах влажной земли, тления и… крови? Оторвав взгляд от корзинки, Гретель увидела, что в одной руке Марта держит надкушенную булочку, а в другой – скалку, которой не так давно раскатывала тесто. На деревянном цилиндре еще сохранились следы пшеничной муки, а его тупой конец окрасился красным.

«Она принесла скалку в мешке, – сообразила Гретель. – И когда я отвернулась, ударила меня по затылку. Она с самого начала все это продумала!»

– Очень вкусно получились. – Марта запихнула в рот остаток булочки и, прожевав, сказала: – Но тебе, дрянь, не достанется. Вернее, еще как достанется, но не булочек.

Она поднялась и шагнула к дочери, нависнув над ней зловещей тенью.

– Мама, не надо! – Гретель попыталась подняться, но лишь заскребла каблуками по могильной земле, выдирая сорняки. Только сейчас она поняла, что сидит со связанными запястьями. Марта усадила ее, прислонив спиной к каменному кресту, и связала руки за спиной. – Что я такого сделала?!

– Не притворяйся, паршивка! Я все про тебя знаю! – Марта замахнулась и ударила дочь скалкой по лицу.

Голова Гретель мотнулась в сторону, в ушах зазвенело. Левая скула сначала онемела, а потом как будто разгорелась огнем.

При желании Марта могла убить Гретель единственным ударом скалки по черепу. Но в ее планы убийство, похоже, не входило. «Она просто хочет меня помучить, – подумала Гретель. – Надо как-то ее отвлечь, втянуть в разговор».

– Почему здесь? – спросила Гретель, поднимая на мать глаза. – Это же бабушкина могила! Мы пришли сюда навести порядок, ты помнишь? Разве бабушке Розмари понравилось бы…

– Закрой свой поганый рот! – Марта