свое место и закончил так тихо, что его услышал только пьяный Форезе, — …даже с ослами.

— Аминь! — выкрикнул Барон, подняв чашу. Вьери сделал так же. Черки немедленно выпил до дна, а его противник не стал пить, только пригубил и, поставив кубок на стол, глубоко задумался.

Это случилось в начале марта 1289 года, а к середине мая военные знамена уже взвились над Флоренцией и военные значки повернулись к юго-востоку, где за перевалом, разделяющим апеннинские отроги Прато-Маньо и Консуму, лежал город Ареццо.

Глава двенадцатая. Возлюбленные

Данте писал не только стихи, но и политические трактаты. Еще при жизни создателя весьма нашумел его трактат «О монархии». В его поэтическом наследии помимо «Божественной комедии» есть еще одно крупное произведение — уже цитировавшаяся ранее «Новая жизнь». Это сборник сложной литературной формы, содержащий не только стихи, но и фрагменты прозы, и считающийся автобиографическим. Но к жизнеописанию в привычном смысле «Новую жизнь» отнести нельзя: в ней не найти ни конкретных персонажей, ни реальных событий. Главный и основной сюжет этой книги — возвышенная любовь к Беатриче.

Но там упоминается и другая дама — некая Примавера. По-итальянски primavera значит «весна». Правда, наш герой толкует его несколько иначе — prima verrа — «она придет первой», то есть предтеча. Эта вольная трактовка ведет к догадке, что, возможно, чувство к Примавере предваряет любовь всей жизни поэта к Беатриче, ведь и Ромео поначалу любит не Джульетту, а Розалинду. Хотя в случае с нашим героем это едва ли возможно. Вспомним, Данте полюбил Биче будучи девятилетним мальчиком.

По словам Данте, эта дама выполняла роль «ширмы», скрывающей от посторонних глаз его истинное чувство к Беатриче.

В «Новой жизни» есть целый фрагмент на эту тему:

«Однажды Благороднейшая пребывала в том месте, где раздавались похвалы преславной королеве небес, я же был там, откуда мог лицезреть блаженство моих дней. Между нами по прямой линии, идущей от нее ко мне, сидела некая благородная дама весьма приятной наружности. Она часто смотрела на меня удивленными взглядами, которые, казалось, устремлялись к ней. Тогда многие заметили ее взоры, и столь привлекла она на себя внимание, что, удаляясь, я слышал, как люди говорили за моей спиной: „Посмотри, как он терзается из-за этой дамы“. Они называли ее по имени, и я понял, что говорили они о той, которая находилась посреди линии, исходившей от Благороднейшей Беатриче и кончавшейся моими глазами. Тогда я вполне успокоился, убедившись, что взгляд мой не открыл другим тайны моей в этот день. С тех пор я решил, что эта дама будет моей завесой, скрывающей истину, и столь в этом преуспел в течение краткого времени, что многие, обо мне говорившие, полагали, что знают тайну мою. Благодаря этой даме месяцы и годы скрывал я мои помыслы. И чтобы заставить других в это поверить, я написал для нее несколько малых стихотворений, из которых достойны быть упомянутыми здесь лишь те, которые относятся к Беатриче; поэтому я оставляю их в стороне, за исключением того немногого, что может послужить для прославления Благороднейшей»[41].

Доподлинно неизвестно, кем была Примавера. Исходя из слов самого Данте, появилась версия, что она являлась возлюбленной Гвидо Кавальканти.

«Она некогда имела большую власть над сердцем первого моего друга» — это строка из «Новой жизни».

Размышляя о Данте, Николай Гумилёв в рассказе, посвященном своей будущей жене Анне Горенко (Ахматовой), писал: «Одновременно с благородной страстью, которая запылала в сердце Данте Алигьери к дочери знаменитого Фолько Портинари, называемой ее подругами нежной Беатриче, Флоренция видела другую любовь, радости и печали которой проходили не среди холодных небесных пространств, а здесь, на цветущей итальянской земле. И для того, кому Господь Бог в бесконечной мудрости своей не позволил быть свидетелем этого прекрасного зрелища, я расскажу то немногое, что мне известно о любви благородного Гвидо Кавальканти к стройной Примавере». Гумилёв как бы подводит читателей к следующему тезису: не менее прекрасным и возвышенным, чем любовь «среди холодных небесных пространств», является земное чувство, свидетелем «радости и печали которой» был старинный город Флоренция. Прототипом гумилевской Примаверы в этом рассказе была сама Анна Горенко. Себя же Гумилёв вывел в образе Гвидо Кавальканти.

По поводу «дамы-ширмы» и наличия плотских связей Данте до его женитьбы на Джемме Донати исследователи тоже не сошлись в едином мнении. Искусствовед Игорь Бэлза в своей статье «В поисках Беатриче» пишет: «В необозримой (еще Скартаццини писал об этом) дантологической литературе, естественно, звучат голоса о „противоречиях“ у Данте. Но верил ли Леонардо, обессмертивший молодых женщин с младенцами у их ласковой груди, в то, что им действительно являлся архангел Гавриил? и верил ли великий мастер, описывавший три разноцветных круга (tre giri di tre colori) в последней песни „Божественной комедии“, во все то, во что ему предписывалось верить?» Ведь во времена «Новой жизни» Данте еще был не великим итальянским классиком, а просто талантливым и весьма темпераментным молодым человеком.

Итак, налицо следующие факты:

во-первых, юный возраст и южный темперамент нашего героя;

во-вторых, его явное внимание к Примавере;

в-третьих, близкие отношения Примаверы с Гвидо Кавальканти;

в-четвертых, конфликт между Данте и Гвидо, завершившийся голосованием нашего героя в поддержку изгнания из Флоренции его бывшего лучшего друга.

Все вышесказанное в очередной раз подтверждает известную французскую поговорку: «Сherchez la femme» («Ищите женщину»). Вполне вероятно, что именно Примавера, а вовсе не политические или эстетические разногласия, стала причиной разлада дружбы двух поэтов. Хотя, конечно, мог сыграть роль и рейтинг в мире поэзии. Кавальканти отдал титул первого поэта Флоренции именно Данте Алигьери.

Но попробуем представить себе эту долгую и нерадостную историю двух друзей-поэтов с участием женщины.

* * *

Данте нервно ходил взад-вперед по комнате, пытаясь завершить сонет. Рифма не давалась, а вечером его ждали с новыми стихами на очередном собрании. Эта встреча не несла ничего особенно важного для поэтической славы, но туда собиралась прийти жена Симона деи Барди. Молодой Алигьери не пропускал ни одной вечеринки, куда была приглашена Беатриче. Сей факт его самого не радовал. Не один раз он давал себе зарок с ней не встречаться, но тщетно: стоило ему только услышать о предполагаемом визите дамы деи Барди, — ноги сами несли его туда же. Но, увидев ее, он словно цепенел, избегал перемолвиться даже словом, оказывая подчеркнутое внимание ее подруге Джованне.

Он не мог вспомнить, когда его охватило это наваждение. Неужели с тех далеких детских времен, когда, взявшись за руки, они убежали с праздника? Маленький космос, он же ад, сделанный из остатков фальшивой реликвии… а