А солист ему отвечает по-английски, с арабским акцентом: «Конечно, уважаемый! Пускай играет мой музыка в твой кафе на здоровье! Давай свою бумагу!»

И Керим протягивает ему кусок оберточной бумаги, примерно такой, на котором я писал заявление о приеме на работу.

И потом они целуются, обнимаются и вместе поют «Азербайджанец с афроамериканцем братья навек».

— Нет у нас договора, не успели подписать. Они живут далеко.

Старший с видом римского триумфатора достает красную книжечку.

— Комитет по защите интеллектуальной собственности… Вы нарушаете действующее законодательство. Используете фонограмму в коммерческих целях без ведома автора и не отчисляете ему соответствующих процентов.

Бедная, несчастная Макsим… Как же она проживет без Керимовских процентов? А уж про «Green Day» я и не говорю. Вообще с голоду помрут в своей Калифорнии или где там они… Придется на улицах петь или в подземке по вагонам ходить.

В отличие от Керима, я не полез за пазуху. У меня там нет ничего, кроме справки об освобождении.

— И что вы предлагаете? Передать через вас?

— Мы имеем право вас оштрафовать, — жестко заявил старший, просверлив голодным взглядом барную стойку, — на значительную сумму.

— На какую?

— Очень значительную, — уточнил второй. — В зависимости от МРОТ.

— Штрафуйте, — зевнув, ответил я. — Деньги всё равно не мои.

Господа озадаченно переглянулись.

— Но… Мы можем вам помочь… И решить вопрос без штрафных санкций.

Сразу видно: юрист. Как изъясняется!

Оба застыли, глядя мне в глаза, словно дрессированные собачки. Не даст ли хозяин сахарку? Не даст. У хозяина скверное настроение, да и сахарку нет.

— Не, лучше штрафуйте. Готовы понести наказания в МРОТах. Для певицы Макsим нам ничего не жалко.

Защитники авторских прав откровенно загрустили. Так откровенно, что захотелось показать им смешную рожу. Или налить водки.

— Вы нас вынуждаете… Подумайте… Всегда можно договориться по-человечески, мы не звери. Не обязательно всё мерить деньгами…

А чем? Спиртом? Так тебе волю дай, весь коньяк из бара выжрешь.

Мне надоел этот водевиль. В принципе, вырубить обоих хватит двух ударов. А потом привязать к столбу с соответствующей рекламой. Но нельзя. Я не вышибала, а администратор. К тому же скотч закончился.

— Штрафуйте.

Я развернулся и направился к насиженной табуреточке.

Переминаясь с ноги на ногу, они постояли еще с полминуты, после чего как-то незаметно исчезли.

Просто растворились в воздухе, словно привидения, погрозив на прощание пальчиками.

— Ну, что? Кто это был? — выглянул из подсобки раненый Керим.

— Комитет по защите интеллектуальной собственности.

— Вай, шайтан… Я про таких и не слышал. Что им надо?

— То же, что и остальным.

— Всё! Я закрываюсь! Лучше картошку продавать. Одни убытки. Сволочи. Рэкетиры поганые… Даже холестерин подскочил…

Азербайджанец достал из холодильника несколько кубиков льда и положил на свои кудри. Вода потекла по его крючковатому носу, перемешиваясь со слезами.

— Керим Файзилович, в пакетик лед положите, чтоб не текло. — Заботливая Жанна протянула полиэтиленовый пакет.

— Что делать, Паша, что делать?

— Есть вариант. Правда, не знаю, насколько он тебя устроит.

— Говори…

— Не давать.

Керим посмотрел на меня недоверчиво, словно инспектор ГИБДД на пьяного водителя, прикидывающегося трезвым.

— Как?.. Это же… Нельзя… Ты с ума сошел… Они же…

— Что они?

— Всё, что угодно…

— А ты попробуй!

— Ой, Паша, — вмешалась Жанна, — ты больше такое никому не советуй. Мы-то свои люди, поймем. «Не давать…» И полчаса не продержимся. Им же тоже есть надо.

Если рассуждать абстрактно, Жанна несомненно права. Минимум половину заказов она не пропускает через кассу. Соответственно, чиновники получают меньшую зарплату и добирают свое взятками из той же кассы.

Замкнутый круг.

Но если рассуждать конкретно, я как человек, далекий от экономики, имею острое желание дать им в рожу. И приклеить к столбу.

Я не успел возразить — в трактире появились очередные визитеры. Те же костюмы, те же папочки…

Керим убрал лед с темени и истерично засмеялся. Гости, осмотрев зал, молча присели за центральный столик. Жанна тут же взяла меню и вышла к ним.

— Здравствуйте… Желаете пообедать? Или что-нибудь выпить?

Мужчины, не поздоровавшись, взяли меню и принялись изучать.

Я не считаю себя великим физиономистом, но с определенной уверенностью мог бы сказать, что ни тот, ни другой не относились к отряду «чиновничьих». Либо относились, проведя перед этим по несколько лет стажировки в учреждениях закрытого типа, вроде нашей Псковской колонии.

Визитеры взяли по комплексному обеду и бутылку дорогой водки. Через три минуты заказ был на столе. Но вместо того, чтобы приступить к трапезе, гости почти в унисон произнесли знакомую до икоты фразу:

— Бугор кто? То есть хозяин?

Керим тут же вышел в зал.

— Какие-то проблемы?

Опять красные корочки.

— Общество по защите прав потребителей, нах… У нас к вам несколько претензий, нах… Короче, почему барышня так далеко стояла, когда мы заказывали, нах? Я, чего, кричать ей должен?

— Но… — растерялся Керим, — надо было попросить, она бы подошла.

— Я сюда поесть пришел, а не кричать. Второе, нах… Почему на ней бирки с именем нет, и почему приборы не завернуты в салфетки?

— Мы не заворачиваем. Они одноразовые.

— Какая разница? Это элементарное неуважение к клиентам.

— Короче, — подытожил второй, — или протокол, или… думай.

Ребята не стеснялись и не прятали глаз. Да и чего стесняться? Мы живем в АОЗТ «Россия». Выживает наглейший.

Керим обреченно посмотрел на меня.

«Ну, кто был прав? Попробуй, не дай. Сожрут без кетчупа».

— Момент, — я встал с табуретки и подошел к проверяющим, — можно ваши кси… документы еще разок?

Не знаю, что на меня нашло. Неужели тлетворное влияние китайской поэзии? Еще месяц назад в подобной ситуации я бы даже не вытащил изо рта зубочистку. Ментовские прихваты — это дело Керима. Хочет, пусть платит. У меня свой геморрой. И не один.

— Мы уже показали, нах, — нервно ответил первый.