– Внешне, – нетерпеливо объяснила я. – Красавец?

– А что мне будет, если я скажу? – поинтересовался предприимчивый Гуся.

– Это ты в Шотландии торговаться научился? – сердито спросила я и огляделась. – Например, достану тебе планшет.

Папа, увлечённый спором с бабушкой о том, интересно жить в Шотландии или не очень-то, нашего уговора не слышал.

– Ладно, – живо согласился Гуся и, получив планшет, выпалил: – Да! Красивый! Как Несси!

И он помахал перед моим носом динозавриком с ластами.

– А кто позволил? – удивился папа, заметив, что Гуся погрузился в очередные «ходилки».

– Э-э, я пойду, мне Катя обещала подарок вручить, – пробормотала я и на всякий случай захватила на кухню все остальные тарелки.

– Чайник поставьте! – крикнула мне вслед бабушка. – Только заварите настоящий шотландский! С вереском!

– Какая же вы наивная, Ирина Игоревна! – воскликнул папа, шумно вздохнув. – Все чаи – это пыль, которую в Китае собирают веничком на дорогах и насыпают в красивые упаковки, а потом подписывают: «Сделано в Шотландии». Вот вам и весь вереск!

На кухне ни мамы, ни Кати не оказалось. Я выкинула в ведро объедки, поставила тарелки в раковину и заметила, что дверь на балкон приоткрыта. Значит, спрятались посекретничать!

На подоконнике за занавеской гордо высились бабушкины кактусы. Сколько же слёз пролил из-за них Гуся, пока запомнил, что они ко-лю-чи-е! А когда я маленькой гостила у бабушки, я давала им имена. Однажды я назвала самого высокого Дылдой, а на следующий день заметила, что некоторые его колючки пожелтели. Пришлось срочно переименовывать в Савелия Ивановича. Бабушка сказала на это, что кактусы – как собаки, всё чувствуют.

На краю подоконника стоял новый жилец. Даже не знаю, был ли он кактусом. Больше всего он напоминал худосочного осьминога, которого запихнули головой в горшок, после чего на его щупальцах расцвели сиреневые цветочки. Тут подул ветер, толкнул балконную дверь. Она натянула занавеску, и новый кактус-осьминог поехал к самому краю прямо в горшке, как Емеля на печи. Я быстро шагнула к нему и еле успела подхватить «осьминожку».

– Он ведь женат? – спросила мама.

Я замерла. Мне были видны только их спины: обе следили за голубятней на крыше соседнего дома. Голуби облетали её шумной стаей, словно тренировались перед полётом на юг. А может, им было обидно, что другие птицы знают больше, чем они, и им хотелось продемонстрировать, что они тоже могут летать организованной стаей куда хотят.

Катя что-то ответила маме.

– Ну как догадалась? – сердито сказала мама. – А то я тебя не знаю. Будь он свободен, ты бы растрезвонила об этом на весь интернет. И нам бы хвасталась каждую секунду, что видного жениха нашла. Я одного не понимаю. Зачем ты весь свой отпуск готовила у него на кухне?

– Потому что его жена не умеет готовить. Она не хозяйственная. И вообще, он с ней не живёт! – повысила голос Катя.

Тут-то я всё и узнала. Актёры сбросили маски и стали собой. Уф…

– Но не разводится?

– Разведётся! – упрямо сказала Катя. – Посмотрит, какая я умелая, и разведётся.

– То есть он женится на тебе, потому что ты умеешь готовить?

– Нет! – снова повысила голос Катя. – У нас любовь!

– Ладно… посмотрим, – вздохнула мама.

Катя схватила её за рукав.

– Я всё равно поеду к нему. Одна! Без Гуси! Куплю билет.

– Когда?

– Да хоть на следующей неделе!

– Кать, тебя с работы выгонят!

– И пусть. Кому нужна работа?

– Вспомни, как трудно было её найти.

– А я больше не собираюсь её искать. Я нашла мужа.

– И всё? Можно больше не работать?

– Да. Можно больше не работать.

– А я зачем, по-твоему, работаю? – мама, кажется, посмотрела на Катю в упор.

– Не знаю, может, ты боишься, что тебя муж бросит.

Мама вздрогнула, словно Катя громко хлопнула в ладоши у неё возле уха, и отстранилась.

– Ещё есть версии? – тихо спросила мама.

– Хорошо! – раздражённо ответила Катя. – Ты любишь своё дело. Но не всем же так повезло! Найти любимое занятие, за которое ещё и деньги платят!

Они помолчали.

– Я не понимаю, – горько сказала Катя. – Вы все меня упрекали без конца. Не люблю готовить, убираться. Не хозяйственная. Вот я изменилась. А вы по-прежнему недовольны.

– Рано ты изменилась, Катя, рано.

– В смысле?

Тут мама повернула голову, увидела меня и, глядя мне в глаза, отчеканила:

– Потому что есть в жизни такая черта. За неё заступишь – обратно вернуться очень сложно.

Ветер задул с новой силой, и не успела я подставить руки, как горшочек с «осьминогом» полетел на пол. Дзынь! Горшок раскололся на две половинки, а бедное растение растянулось по полу, словно протягивая ко мне руки-щупальца.

Я ахнула. Катя круто развернулась. В руках она держала шарф в красно-белую клетку. Катин взгляд был затуманен, а потом она как будто разглядела меня сквозь туман и сразу принялась превращаться в «герцогиню»: выпрямила спину, изогнула дугой брови, растянула губы в приветственной улыбке.

Я поспешно опустилась на колени и принялась руками собирать землю в одну из половинок горшка. Мама воскликнула:

– Бедный бабушкин вереск!..

– Так это вереск? – пробормотала я. – Я думала, кактус. Это тот вереск, который в Шотландии растёт?

– Об этом лучше спросить у Кати, – сухо сказала мама. – Пойду за веником.

А Катя, проводив маму взглядом, подошла ко мне и протянула шарф:

– Вот! Это тебе от Финли!

Я показала ей грязные, в земле, руки. А Катя заметила две половинки горшка и помрачнела.

– Ничего себе значок, – тихо произнесла она.

На её лице снова стали заметны следы борьбы, недовольства, несогласия с мамой. Сделав над собой усилие, она протянула мне шарф и приложила к моей щеке.

– Потрогай хотя бы, какой мягкий! Это кашемир!

– Очень мягкий, – согласилась я. – Спасибо. Твой Финли – добрый человек.

– Ты издеваешься! – воскликнула Катя.

Она швырнула шарф на стол, едва не смахнув стопку чашек, которые приготовила бабушка, и быстрыми шагами вышла из кухни.

Я не поняла, почему она расстроилась. Я ведь поддержала её. И чем мама недовольна? Да, женат. Но сказал же, что разведётся. И у них с Катей любовь. Они же взрослые люди. Наверное, знают, что делают. И чего мама прицепилась к этому Финли? Как будто он не шотландец, который владеет домиком и кухней с видом на сад и к тому же передаёт такие милые подарки племяннице своей невесты, а страшный морщинистый Уриск, покрытый утиными перьями!