– Ты чего…

– Да нужна она мне!

– Даже не заглянешь?

– Неинтересно, – покачал головой Ромка. – Веришь, Маш? Вот абсолютно неинтересно.

– Хорошо, – отступила я, садясь на корточки перед довольным Оскаром, который радостно облизал мою руку.

Я принялась гладить его и посматривать на Ромку снизу вверх. Выглядел он плохо: кожа вокруг пятна приобрела нездоровый желтоватый оттенок, волосы всклокочены, футболка в каких-то разводах. Пятно темнело, выпирало, словно заявляя: «Да, я тут главное, и всё будет, как я хочу. А я хочу, чтобы Ромка сидел дома». И всё-всё в Ромкином облике поддалось пятну и потускнело-потухло: спина сгорблена, а взгляд из внимательного превратился в равнодушный.

«Вот и ещё аргумент в пользу школы», – подумала я, стараясь не таращиться на Ромкины грязные спортивные штаны, из которых он, похоже, не вылезал.

Когда ходишь в школу, то начинаешь задумываться о своём внешнем виде, а когда сидишь дома и твоим настроением правит огромное пятно на щеке, то вроде как не для кого заботиться о внешности. А внешний вид всё же важен. Это мне хорошо разъяснила ещё Марина, когда мы ходили за покупками в Барселоне. Да, не стоит зацикливаться на одежде и причёске так, как это делала моя подруга. Однако и забывать о том, что мир сначала контактирует с твоим внешним обликом, а потом уже с твоим богатым внутренним миром, тоже как-то неправильно.

Хотя у Ромки свитер был с дырками и когда он ходил в школу. И всё же в те времена он не выглядел таким несчастным и заброшенным, как этот пустырь.

– А мне, может, придётся литературу для поступления сдавать, представляешь? – поделилась я, не отрываясь от Оскара. – Наталья сказала.

Хитрец Оскар сделал изумлённую мордочку, мол: «Что ты говоришь? Только гладь, гладь, пожалуйста, чеши за ушком!» Ромка тоже выглядел озадаченным.

– А разве ты ещё не в курсе, чтó должна будешь сдать?

– И это говорит человек, который решил бросить школу?

– Да. Со мной покончено, – насупившись, ответил Ромка и пнул пакет с коробкой из-под яиц. – Но ты-то ещё на плаву. До какого числа нужно определиться?

– До… до…

Я потёрла лоб.

– Сейчас, погоди…

Моя рука замерла. Я покачала головой и пожала плечами.

– Представляешь, не помню!

– Как? Это важно!

– Да… Сейчас…

Какой глупой, какой беспомощной я себя чувствовала! Будто шарю по ящикам комода в поисках нужной футболки, которую укладывала туда своими руками, и не нахожу… Снова всё перерываю и снова не нахожу. От смущения я отвернулась, сделав вид, что меня страшно заинтересовала пустая бутылка из-под лимонада. Надо притвориться, будто забытое число не имеет никакого значения.

Вдруг меня пронзило: Дана! А ведь она постоянно ощущает эту беспомощность… Как же она, бедная, живёт, если не может вспомнить даже то, что делала минуту назад?

– Я забыла, – честно призналась я, выпрямляясь в полный рост и делая несколько шагов к выходу с пустыря. – Не понимаю, как это вышло. Может, я заразилась забывчивостью от своей ученицы? Я тебе не рассказывала, она…

Я оборвала себя на полуслове. Мимо пустыря шёл Виталик Горбунков. Он нас не видел.

– О! Эй! – обрадовалась я и замахала руками. – Мы тут!

За моей спиной хрипло залаял Оскар, а потом лай стал тише. Я обернулась. Ромки рядом не было. Он затаскивал Оскара в старый гараж.

– Ромка! Подожди! Это же Горбунков! Он передавал тебе привет!

– Нет! – рявкнул Ромка и исчез в гараже.

Я в последний раз безнадёжно оглянулась. Виталик ушёл. Да что ж такое!

Я помчалась к гаражу, с трудом открыла скрипучую дверь. В лицо мне пахнуло затхлостью и подвальной сыростью. Захотелось закутаться в шарф, который по-прежнему висел на ручке моей сумки.

Ромка восседал на водительском сиденье микроавтобуса, а Оскар в недоумении сновал между колёсами и тихонько лаял, будто покашливал. Н-да-а, прямо царь Аид из подземного царства в колеснице, запряжённой чёрными лошадьми. Вот только Оскар совсем не походил ни на чёрного коня, ни на злого Цербера… Умилительно улыбался мне, высунув изо рта язык-сердечко.

– Уходи! – Ромкин голос звучал глухо из-за стекла. – Ты меня подставила!

– Я?!

– Он меня видел!

– Нет!

– Точно видел! Я знаю.

Тут я так разозлилась, что мне захотелось разбить это стекло, вытащить за шиворот Ромку и потащить его в школу так, волоком, как он тащит домой капризного Оскара. Ах да, и ещё надеть на него шлейку, чтобы не вырывался.

– Слушай! – заорала я. – Прекрати раздувать! Ты вовсе не урод! Хочешь посмотреть на настоящее страшилище – погугли Уриска из шотландских мифов!

– Да?

Ромка приоткрыл дверцу и высунул голову.

– А ты согласилась бы поцеловать такого парня, как я?

– Чего?! З-зачем…

– Вот именно!

– Знаешь, дружище, – прошипела я так яростно, что бедный Оскар затих и прижал уши, – я в школу не за этим хожу. Может, ты за этим… Я – нет. Не могу сказать, что обожаю наших с тобой одноклассников. Но готова поспорить на что угодно: смеяться они не будут. А давай… пари? Если хоть кто-нибудь засмеётся, я… я брошу школу!

Ромка недоверчиво покосился на меня.

– Что за бред? Зачем тебе это?

– Я просто хочу доказать тебе, что бояться насмешек – глупо, – торопливо объяснила я. – Их не будет. Обещаю. Поэтому и сказала, что брошу. Это примерно как в фильмах, когда клянутся могилой матери. Это же фигурально, а не в прямом смысле.

– Нет уж, – медленно сказал Ромка. – Как-то несолидно звучит. Давай так. Если будут насмешки, я брошу школу. Сам. Это логично.

Я помедлила. Дело принимало серьёзный оборот. Ромка не шутил. Его слова не были фигурой речи. Он ведь и правда бросит. И это будет на моей совести. Я отступила к выходу. Мой взгляд зацепился за кустик, который каким-то чудом пророс сквозь стенку. Как будто природа сунула любопытный зелёный нос в тёмный холодный гараж и спрашивает: «Что тут у вас?»

– Слаб|о? – криво усмехнулся Ромка, вылезая из микроавтобуса и захлопывая дверцу.

Я не сводила глаз с кустика. Что это? Сныть или пастушья сумка? Мои мысли метались, но, сделав над собой усилие, я произнесла:

– Ладно… Пари так пари.

– Проиграешь.

– Посмотрим. Выиграю – возвращаешься в школу.

– Похоже, я проиграю в обоих случаях, – ответил он и вышел из гаража.