— Зачем же ты лгала о грозе и причинах, которые привели тебя сюда? И почему сейчас ты говоришь правду? — сказал он, и в голосе его звучало скорее любопытство, нежели осуждение.

— Потому что при таком обилии электричества в воздухе меня не слышит ни божество, ни Сен-Жермен. Раньше могли, а сейчас нет, поэтому и не знают, что мы сейчас делаем, а когда узнают, нас уже будет не остановить. Эта гроза не прикрытие. Это средство, оружие.

Он долго это переваривал, наверняка вспоминая, как мог читать ее мысли.

— Что мы сейчас делаем?

— Для начала ты закончишь ритуал и дашь мне кровь. Или что ты там должен дать.

— Но…

— Это подействует на меня иначе, чем он думает, — прокричала она сквозь ветер, стараясь придать голосу как можно больше уверенности. — Или же, если хочешь, я могу сделать тебя таким же, как я.

— Но с чего бы я стал этого хотеть? Чтобы навсегда остаться таким, какой я есть? — спросил он. Она его отлично понимала — в его жизни и без того все было непросто.

— Если все пойдет по плану, ты сможешь замедлить или даже остановить свой вампиризм. И по-прежнему не бояться солнечных лучей. Потому что теперь, завершив свое обращение и отведав крови, ты, возможно, больше не сможешь выходить на свет. Послушай, я даже точно не знаю, как это происходит с людьми, не говоря уже о вампирах. Мне нужно регулярно питаться, потому что мой обмен веществ полностью изменился, но мне требуется совсем немного пищи, чтобы не умереть от голода. Я не старею и не заболеваю. Я думаю, что с тобой и твоей кровью все будет точно так же. К тому же у меня было смертельное, прогрессирующее заболевание легких, которое удалось остановить с помощью… — Ей не хотелось произносить «электрический удар». — С помощью лечебных процедур.

Поначалу он выглядел крайне напуганным. Он явно думал, что во всем этом есть и обратная сторона, но что бы там ни было, оно не шло ни в какое сравнение с тем, что ждало его сейчас.

«Cherie, а что, если в его случае эффект будет прямо противоположным? Что, если этим ты только выпустишь вампира на волю, сделав его сильным и ненасытным?»

«Тогда нас ждут большие неприятности», — вынуждена была признать она.

«Ты готова убить его, если что-то пойдет не так?»

«Да. Но мне не придется. Он сделает это сам».

«Все может быть. Но это будет несравненно тяжелее после того, как ты его обратишь. Ты сама прекрасно знаешь, как сложно умереть».

«Я знаю».

Но ей также будет тяжело покончить с собой, обернувшись вампиром. И тем не менее она совершенно точно знала, что во что бы то ни стало положит этому конец, как только вампир в ней начнет брать верх. И не важно, грех это или нет, — других вариантов здесь быть не могло. Она ни за что не станет тварью, паразитирующей на телах невинных жертв. Это была черта, которую она никогда не переступит, даже если ее душа будет обречена вечно гореть в аду.

— Как по мне, то звучит совсем неплохо. Я рискну, — решил Мигель, обрывая ее невеселый внутренний монолог. — Что нам для этого нужно сделать?

— Пойдем на крышу церкви. Я оставила там кое-какие вещи.

— Какие еще вещи?

— Вещи, которые нам понадобятся, чтобы электрический удар огнем Эльма нас не убил. Не волнуйся, крыша церкви как раз идеально подходит для этого. Эти бронзовые ангелы и колокол — как один большой проводник.

— Чудесно. А откуда ты знаешь, что там будет огонь Эльма? — спросил он. К чести его сказать, ни одна жилочка не дрогнула на его лице при словах «электрический удар».

— Достаточно того, что там буду я. Я словно притягиваю его, как только начинается гроза. Я бы уже давно это сделала, но Сен-Жермен все это время разгонял тучи.

— Так вот почему ты просила Дымящееся Зеркало о грозе…

— Да.

И пусть это была не вся правда… но ему еще рано было слышать остальное.

Он помолчал.

— Не хочу показаться занудой, но что будет, если что-то пойдет не так?

— Тогда мы умрем. Либо во время трансформации, либо после нее — сделав это собственными руками.

Это заставило его призадуматься. Но ненадолго.

— Может быть и хуже, — сказал он наконец. — Ты знаешь, что Д. 3., скорее всего, убьет нас за неповиновение?

— Ну, по крайней мере, попытается. — Опьяненная заряженным электричеством воздухом, она умудрялась казаться беззаботной. — Если нам повезет, то у него ничего не выйдет. А теперь скажи мне, как ты относишься к отцеубийству?

— Очень трепетно. Я целиком «за», по крайней мере в этом случае. Я более чем уверен, что он пытался заставить меня убить тебя. Он думал, что я потеряю самообладание и выпью тебя до дна. Что, скорее всего, и произошло бы.

— Так, значит, ты знал о его намерениях… Я предполагала, но не была до конца уверена в этом.

Она хотела сказать, что ей очень жаль, что ему пришлось это пережить, хотела как-то его утешить. Но не могла найти подходящих слов. Его отец был кровожадным подонком, готовым заставить страдать собственного сына и даже убить, если бы возникла такая необходимость. Здесь одной жалости было мало.

— Я подозревал, — произнес Мигель после секундной паузы.

— Что? Я вижу, тебя еще что-то тревожит. — Она побежала быстрее, но он продолжал двигаться вровень с ней. — Спрашивай либо сейчас, либо никогда. Как только мы сделаем это, назад дороги не будет.

— Ты все время так живешь? — спросил он.

— Практически. Когда за тобой по пятам следует одержимый колдун-маньяк, остается только нестись во весь опор.

Полностью придя в себя, она наконец включила максимальную скорость. Как Нинон и ожидала, Мигель тоже не ударил в грязь лицом. Физически он был очень силен и вынослив. У него были все шансы перенести электрический удар.

«Прошу тебя, bon Dieu… Знаю, я недостойна твоей милости. Помоги ему выдержать испытание огнем, и чтобы пламя сковало его внутреннего зверя. Не дай мне убить его. Кого угодно — Сен-Жермена, Дымящееся Зеркало, но не его. Не Мигеля».

Она обнаружила камень в небольшом каталоге Национального музея Мехико, датированном тысяча девятьсот двадцать девятым годом. Предположительно, на нем был изображен стандартный ритуал женского жертвоприношения богу смерти Миктлантекутли во время церемонии огня. Внимание Нинон привлекло то, что обряд осуществлялся при помощи молнии, бьющей прямо в алтарь. На груди у некоторых женщин висели медальоны, куда также попадали удары молнии. У божества, в честь которого проводился ритуал, был высунут язык, как и у всех богов, — они были бессмертны и, пользуясь своим превосходством, показывали язык всему миру. Но, в отличие от остальных, к кончику его языка была приделана игла или штык. Кроме того, примерно в области паха его тело обвивала змея. Эта плита была единственной в своем роде, где божество было изображено подобным образом, и некоторые ученые, как было сказано в каталоге, задавались вопросом, а Миктлантекутли ли это. Это могло быть изображение некоего вампирского культа, который процветал до вторжения конкистадоров.