Паулу очень встревожил душевный настрой ее падчерицы:

Каждое слово в письме было пронизано жгучей тоской,

Даже от запятых веяло тяжкой печалью.

Паула с трудом подбирала сочувственные слова для ответа.

Но могли ли слова заменить живое присутствие?

Нужно просто быть рядом, обнять и утешить.

Шарлотте было физически больно от разлуки с отцом и Паулой,

Она уповала на то, что это совсем ненадолго,

Но прошло уже больше года,

А надежды на встречу по-прежнему нет.

Ответ, пришедший к Шарлотте, станет последним письмом,

Больше она никогда не получит вестей от отца и Паулы.

На границах страны неспокойно; наконец они вовсе закрылись.

Живущим во Франции немцам велели пройти регистрацию.

Властям и без этого ясно, что все они только беженцы,

Однако теперь их причислили к вражеской нации,

И французское государство намерено их депортировать.

В июне сорокового года Шарлотту и деда сажают в поезд,

Идущий в район Пиренеев, а именно в лагерь Гюрс,

Этот лагерь когда-то построили для испанских беженцев.

А как же поступят с ними?

Шарлотта помнила лицо отца после лагеря Заксенхаузен.

Теперь вокруг нее лица растерянных немцев.

Переезд занял много часов,

И это усугубило панический страх неизвестности.

Неужели ее ждет смерть?

В их семье ни одна из женщин не спаслась от жестокой судьбы.

Тринадцать лет отделяют смерть мамы от смерти ее сестры,

И столько же лет пролегло между гибелью мамы и бабушки.

Да, ровно такой временной интервал

И почти одинаковый способ, что выбрали эти трое, —

Падение в пустоту.

Смерть женщин в трех возрастах —

Девушка, мать семейства, старуха…

Неужто же первый, второй или третий не стоил того, чтобы жить?!

Сидя в поезде, везущем их в лагерь, Шарлотта пустилась в расчеты:

1940 + 13 = 1953.

Вот он – год ее самоубийства, 1953-й…

Если она не погибнет раньше.

По прибытии поезда в Гюрс семьи разъединили.

Деда отправили в группу немцев-мужчин.

Он выглядел самым старым из них,

Патриархом всех этих призраков.

Шарлотта умоляла жандарма оставить деда при ней:

Старик слишком слаб, чтобы жить без нее, и к тому же он болен.

Не положено. Вас отправят в барак для женщин, это приказ.

И Шарлотте пришлось подчиниться.

У парня дубинка в руке, а рядом сторожевая овчарка.

Шарлотте понятно, что лагерь – не место для рассуждений.

Она оставила деда и встала в шеренгу женщин.

Среди них находилась и Ханна Арендт[20].

В Гюрсе ее поразило отсутствие всякой растительности,

Как будто ее специально начисто уничтожили,

Чтобы зеленый пейзаж сменился безжизненно-лунным.

Тщетно она изучала местность, ища хоть какие-то краски.

Что-то мучило девушку вплоть до физической боли.

Ее отношение к миру стало полностью эстетическим:

Она без конца рисовала – не на бумаге, а мысленно,

И творческий пыл, вопреки всему, в ней не угасал.

Уродство лагерной жизни отравляло собой все вокруг.

В их бараке вместо кроватей только груда гнилых тюфяков.

Все бытовые условия – полная катастрофа.

Каждую ночь узницы слышали крысиный писк и возню.

Крысы шныряли повсюду, даже по головам,

Но самое страшное все же было не это.

Страшнее всего охранник, ходивший вокруг барака.

Он мерно вышагивал взад-вперед, водя своим фонарем,

И пленницы изнутри различали полоску света,

Невыносимый знак его ночного присутствия.

Это могло продолжаться и час, и гораздо больше.

Каждая женщина знала: в конце концов он войдет.

Да, вот он уже и вошел,

Распахнул настежь дверь и бродит между матрасами,

Ослепляя лежащих женщин своим фонарем.

Пес обнюхивает узниц, лижет добычу хозяина,

Виляет хвостом, радуясь их общей власти над ними,

Чувствуя, как никогда, что он лучший друг человека.

Охранник являлся в женский барак каждый вечер.

Это был излюбленный ритуал,

Он искал, какую из них изнасиловать,

А строптивую мог застрелить.

Узницы ждали, скорчившись и содрогаясь от ужаса.

Наметив одну из них,

Он водил лучом фонаря по лицу и по телу женщины,

Поколебавшись, переходил к другой.

Их ужас его распалял еще больше.

Сегодня он выбрал рыжеволосую девушку:

Эй, ты, вставай и иди за мной!

Несчастная подчинилась

И покорно ушла с ним в соседний барак.

Так прошло много недель

Между страхом и оцепенением.

Все говорили лишь об одном – о наступлении немцев,

О мгновенном разгроме французской армии.

Как же такое могло случиться?!

Шарлотта потрясена этой новостью.

Неужели нацисты вторглись в страну, где она обрела приют,

В ту страну, где она теперь в заключении?

Значит, бедам ее не видно конца?

К счастью, южная часть страны не затронута оккупацией,

Ее называли «свободная зона»,

Но свободная для кого?

Уж явно не для Шарлотты.

Слава богу, ей разрешили хотя бы увидеться с дедом.

Старик почти целый день лежал на своем тюфяке,

Чудовищно исхудавший, совсем лишившийся сил.