берега сети — проверит на обратном пути. Погода и правда славная. Солнце яркое, вода прозрачная — аж дно видно. Куталлу видел косяки рыб, видел крабов, ползущих на дне, видел, как осьминог спугнул камбалу, поднявшую рывком облачко песка. Увидел даже далеко внизу поросшие морской травой и раковинами камни, похожие на остатки стен и колонн.

Ничего себе. Дом на дне моря. Не сам ли владыка Энлиль там живет?

— Смилуйся надо мной, правитель чужих земель…

Вот тут он и начнет рыбалку. Место хорошее… и раковин сколько! Отец бы, наверное, достал их… тут всего-то полсотни локтей. А что… может… попробовать? В юности Куталлу отлично нырял!

Куталлу сбросил якорь, немного подумал, взял нож, повесил на шею сетку и спустился в воду. Вон туда, где у камней много раковин.

Рыбак оттолкнулся ногами, на миг поднявшись над водой, вдохнул полной грудью, вскинул руки — и погрузился головой вперед. Сильно загребая, он спустился к самому дну и принялся торопливо брать раковины. Одни сами шли в руки, другие приходилось отделять ножом.

Не забывал Куталлу и поглядывать по сторонам. В этих водах и акулы водятся. Говорят, конечно, что на людей они особо не нападают, ну так это кто говорит-то? Те, на кого не нападали. А те, на кого все-таки напали — так они уж ничего никому не скажут.

У храма вот сидит нищий без ноги. Говорит, акула откусила. Взяла, говорит, пробу, да вкус не понравился. Слишком много сикеры в жилах.

И смеется беззубым ртом.

Собирать раковины было веселей, чем сидеть в лодке и смотреть на поплавки. Куталлу вспомнилось детство, вспомнился отец. Всегда грустный, часто вздыхающий, он веселел только когда погружался в воду… или в запой. Мама, тогда не старая, его за то поколачивала, и отец грустил еще сильнее.

Куталлу погрузился девять раз и собрал больше сорока раковин, но жемчужину нашел только одну, и то совсем маленькую. Хорошую, правда — круглую и чистую.

Где девять раз, там и десять. Куталлу решил погрузиться в последний раз, и пусть он станет судьбоносным. Если найдет вторую жемчужину — уже будет что продать ювелиру. Хорошо бы такую же — выйдет хороший набор для серег.

Ну а если нет… тогда нет.

В этот раз Куталлу взял только две раковины, но самые большие, с трудом отделившиеся от камней. Воздух в груди кончался, он хотел уже всплывать, но тут заметил… кувшин. Позеленевший, покрытый патиной, наполовину ушедший в ил у камней. Куталлу, пожалуй, так и не заметил бы его, если бы до того не очистил камни от раковин… недолго думая, он схватился за скользкую ручку и рванулся с кувшином наверх. Тот поначалу опасно застрял, и Куталлу уже хотел его бросить, но затем в руке отдался шершавый скрип, и кувшин вылетел из щели.

Уже в лодке Куталлу рассмотрел его внимательней. Очень старый кувшин с непонятными надписями. Любые надписи были непонятны для Куталлу, простого рыбака из бедной семьи, которая не могла позволить себе отправить сына учиться грамоте.

Но это древняя штучка. И она может что-то стоить — и то, что внутри. Может, там вино, уксус или елей… сколько может храниться на дне моря вино?..

Пробка закупоривала горлышко плотно. Рыбак не смог ее даже подцепить, так глубоко она засела. Разбивать кувшин он не стал, потому что если разбить, то и содержимое разольется, и сам кувшин станет бесполезным. А он ведь что-то стоит даже если пустой, а уж если внутри вино…

Куталлу бы сейчас выпил. Он устал нырять за раковинами (в двух последних тоже ничего не нашлось) и сделал большой глоток из бурдюка. Воды, к сожалению — не пива и уж тем более не вина.

Теперь надо еще порыбачить. Непонятный кувшин и жемчужина — это хорошо, но в море он выходил не за этим. А в сети у берегов ничего крупного не попадет — так, барабуля да окушки…

И Куталлу продолжил свои труды, пока солнце не склонилось к закату. Энлиль ему сегодня улыбался во все щеки — две барракуды послал, неплохих размеров тунца, а прочей рыбы вовсе несчетно.

Ну хоть мать не будет причитать, что целый день пил в лодке.

Вернулся Куталлу с уловом в сумерках. Ну и ничего — вся жизнь, вся торговля в каре начинается только с вечерней прохладой. Покидают мастерские ремесленники, выползают из своих нор кар-кида… вот и мама уже стоит недовольно у дома. Ждет, уперев руки в боки.

— Припозднился, — поджала губы старуха. — Дыхни.

Куталлу послушно дыхнул. Мать принюхалась, недоверчиво зыркнула и бросила:

— Ужин остыл. Никто тебя ждать не будет. Поешь и иди в кар. А я… ох… спину прихватило.

Тут Куталлу сообразил, что мать держит так руки не из недовольства, а придерживая поясницу.

Куталлу подменял мать на рынке все чаще. Она, конечно, ворчит, что ничего-то он без нее не может и каждый проходимец норовит его обмануть, но Куталлу это давно пропускал мимо ушей. Жаль, конечно, сегодня он снова в питейный дом не попадет, зато сможет продать жемчужину, и монеты останутся только его — мама о них не узнает.

С рыбой так не получится. Мама всегда смотрит, сколько и чего он поймал, а цены знает лучше всех. Утаи хоть медный сикль — поднимет вой до небес. Будет стенать и жаловаться богам и соседям, что сын, родная кровь, обкрадывает маму, потому что хочет, чтобы она умерла с голоду и была похоронена в пустой земле, пока сын беззаботно пирует и веселится с блудницами.

Повеселишься тут…

Интересно, когда она уже и правда… В Куре ее, наверное, заждались, Азимуа давно внесла имя в таблицы…

Бросив найденный кувшин в сенях, Куталлу поужинал рыбной похлебкой и лепешками с чесноком. Мяса бы… а то все рыба и рыба… но мясо — это не каждый день, его в море не поймаешь, а стоит оно в приморском городке не в пример дороже рыбы. Разве вот тунца можно не продавать, а себе оставить — полакомиться…

Но тунец большой. Вдвоем с мамой они его не съедят, а продавать по частям себе дороже — портиться быстрее будет.

Мама, охая, прилегла на лавку.

— Может, травок тебе принести? — почесал в затылке Куталлу.

— Принеси… щавеля корешок принеси. Только не бери у Нисун, дрянь у нее, а не травы.

«Или ты поругалась и с ней тоже», — подумал Куталлу.

— …Сходи лучше к Ралине, у нее лавка под