Все оказалось не так просто. За несколько дней в обществе Жана Анна вбила себе в голову, что он ее будущее и ее судьба. Вернувшись, она только и делает, что ведет безумные разговоры о том, что хочет переехать жить во Францию, родить от него ребенка, и чем дальше, тем неистовей становятся эти бредни. Маленький роман превращается в серьезные отношения, пусть только в ее воображении, и это несмотря на то что Жан отказывается от близости с ней. Кажется, что свою предыдущую жизнь в Кейптауне она аннулировала. Страшнее всего, что Жан не догадывается, насколько она больна, он воспринимает ее состояние как дурной спектакль, участвовать в котором ее вынудили те, кто манипулирует ею, а твердит ей: ты должна просто верить в себя, и тебе станет лучше, незачем глотать все эти таблетки. Она охотно повторяет все эти псевдопремудрости в надежде, что я соглашусь с ними, но чего она мне не говорит, так это того, что он угощал ее травкой и кокаином в сочетании с гигантским количеством алкоголя. По возвращении она выглядит заметно более распущенной, раздражительной, и эта деградация кажется ей свободой, чем-то, чему она должна следовать, чтобы поправиться.

В таком опасном состоянии мы уезжаем, оставив позади Жана и Гоа. Я пребываю в некоем заблуждении, будто движение пойдет ей на пользу, будто ощущение проплывающей мимо жизни может приостановить ее внутренний раздрай. И поначалу все идет хорошо. Несколько дней они проводят в Кочине, совершают круиз по озерам и каналам штата Керала. Но к моменту приезда в Варкалу, город, расположенный на вершине скалы далеко на юге, напряженность между ними начинает сказываться. За Анной нужен постоянный присмотр, иначе она впадает в депрессию. Она не может спокойно просидеть и несколько минут без того, чтобы не прийти в страшное возбуждение. Она без конца что-то ломает, натыкается на мебель или падает. Разговоры о Жане нескончаемы и бредовы. Точно так же, как распаковывание и упаковывание рюкзака, которое давно перестало быть занятным. Стоит оставить ее одну даже ненадолго, она тут же вступает в потенциально опасные контакты с незнакомцами. Однажды например, подралась с какой-то швейцаркой, которая якобы плохо обращалась на пляже с котенком, а в другой раз позволила какому-то сомнительному пожилому мужчине, остановившемуся в том же отеле, делать ей массаж тела в его номере.

Ему приходится постоянно бегать за ней, в панике стараясь удержать или ликвидировать последствия. Он начинает чувствовать себя сварливой незамужней теткой, всегда озабоченной и несчастной, а Анна принимает на себя другую роль, роль невинной девочки, на которую незаслуженно нападают, ее широко открытые глаза смотрят с обидой и испугом. За словами, которые они произносят вслух, подспудно идет другой диалог, в котором она предстает жертвой, а он настырным обидчиком. Мне не нравится эта роль, я пытаюсь отойти от нее и порой действительно не могу понять, кто из нас не в себе. Кроме всего прочего, он боится, что наступит критический момент, потому что реального влияния на нее он не имеет. Если он попытается проявить авторитет, а она откажется повиноваться, что тогда делать? Если она шагнет за дверь с рюкзаком, послав его к черту, то единственным выходом для него будет умолять ее. И тогда обоим станет ясно, у кого власть.

Ему начинает казаться, что внутри ее поселился чужой человек, темный и дерзкий, которому нельзя доверять, который хочет полностью поглотить Анну. Этот незнакомец пока осторожен, он ждет своего часа. Между тем женщина, которую он знает, вот она, и порой берет верх. Тогда Анна разговаривает вполне здраво, она его слышит, он может склонить ее на свою сторону, они могут вместе посмеяться над чем-нибудь забавным. Но темный незнакомец всегда появляется снова, лукаво посматривает из-за ее плеча, делает что-нибудь вызывающее, и Анна скукоживается почти до невидимости. Иногда они сосуществуют, сестрица Анна и ее жуткий близнец, и борются за верховенство. Неравная борьба — незнакомец, безусловно, сильнее, — но я продолжаю надеяться, что таблетки помогут ей одержать победу.

По натуре я человек не слишком терпеливый, и борьба изнуряет меня. Я дохожу до крайнего предела однажды днем по дороге с пляжа, откуда она бредет с совершенно пустым и заторможенным выражением лица. Я гляжу на нее с минуту потом тихо спрашиваю:

— Ты под кайфом?

— Да, — отвечает она с улыбкой. — Какой-то парень угостил меня косячком.

Он теряет самообладание. До сих пор он испытывал раздражение и огорчался, теперь это нечто другое, взрыв отчаяния.

— Вот, значит, как! Ты нарушила все данные тобой обещания, ты подорвала наше доверие к тебе. Предполагалось, что это не будут каникулы — ты будешь работать над собой, а посмотри, что вышло. Завтра я отвезу тебя в Бомбей и отправлю домой.

Гнев подлинный, но слова блеф, даже не закончив говорить, он понимает, что не сможет исполнить угрозу. Сейчас разгар сезона, рейсы забиты, почти нет шанса достать билет. А самое главное, он не может больше слышать этот свой ворчливый тетушкин голос и понимает, как неразумно это звучит — отослать ее домой на две недели раньше срока за какую-то одну затяжку.

Она плачет, как ребенок, но его сердце остается неприступным, резервы сочувствия иссякают. Когда ссора стихает, оба чувствуют себя опустошенными, и на следующее утро, в состоянии той же внутренней пустоты, он решает заключить с ней договор. Никаких наркотиков, за исключением тех, что прописаны врачом, и только один стакан спиртного в день. Первое же нарушение договора, и он приведет угрозу в исполнение.

— Договорились? — спрашивает он.

Она медленно кивает с оцепеневшим лицом:

— Договорились.

— Ну, тогда по рукам, — говорю я, и мы пожимаем друг другу руки. Это не восстановление дружбы, это формальный жест, скрепляющий договоренность, вроде подписания контракта. Но ощущение такое, будто он одержал победу, какой бы та ни была маленькой, над дурным человеком, живущим внутри ее.

Они едут в Мадурай, где стоит величественный храм, который, как он думает, ей захочется сфотографировать. Он видел и этот храм, и все остальные достопримечательности на их нынешнем пути прежде, этот маршрут он разработал специально для нее, хочет доставить ей удовольствие и отвлечь от себя самой. Но путешествие проходит на фоне ее растущего отчаяния, ничто надолго не задерживает ее внимания. Она вихрем проносится через храм и почти сразу же впадает в лихорадочное возбуждение.

— Этот храм вгоняет меня в депрессию, — говорит она, — давай поедем в какое-нибудь другое место.

Они идут на цветочный рынок, потом в музей, но эффект тот же. Наконец он не выдерживает:

— Я не могу так метаться, иди куда хочешь, встретимся позже на вокзале.

У них зарезервированы билеты на ночной поезд до Бангалора. Багаж они утром оставили на вокзале в камере хранения, и когда он встречается с ней к концу дня, она перекладывает вещи в своем рюкзаке и плачет.

— Нам нужно поговорить о том, что между нами происходит, — говорит она.

— Мне нечего сказать, — отвечает он сухо, и на сей раз это правда.

В нем поселилась необратимая холодность по отношению к ней, он демонстрирует какие-то слабые свидетельства поддержки, но сердце его остается безучастным, и она это знает. Почему-то она срывается и начинает рыдать, рыдать безудержно, он же хладнокровно смотрит прямо перед собой. Просто он очень устал, слишком устал, чтобы успокаивать ее сейчас. Может быть, завтра к нему вернутся силы, и в этом решающее различие между ними, он мыслит в категориях «завтра», «послезавтра», для нее же существует только сейчас, которое равно вечности.