В Швеции это убийство вызвало волну негодования и стало одним из поводов для начала Русско-шведской войны 1741–1743 гг. Поэт Андерс даже сочинил «Песнь о Синклере» (Sinclairsvisan), в которой описывал, как Карл XII принимает на Елисейских Полях Малькольма Цинклера, и призывал отомстить России.

Русское правительство всячески открещивалось от причастности к этому преступлению. Однако шведам удалось собрать достаточно доказательств: организаторы (Бирон, Миних и Остерман) были очень беспечны, даже сохранилась инструкция убийцам, собственноручно подписанная Минихом. Однако сама Анна Иоанновна, скорее всего, действительно ничего не знала. Из-за огласки похищенные документы оказались совершенно бесполезны для России: спустя несколько месяцев их выслали с дипломатической почтой в Швецию.

Убийцы Цинклера были сосланы в Сибирь, однако уже в 1743 году возвращены из ссылки и повышены в чине.

В 1909 году на месте убийства шведское правительство установило памятный знак.

В одну из ночей в начале октября 1740 года все обитатели дворца испытали чрезвычайный испуг. В тронной зале видели женщину, очень похожую на императрицу и одетую в ее платье. Не сразу даже разобрались, что это не Анна. С ней пытались заговорить – незнакомка не отвечала. Напуганные фрейлины позвали императрицу – она посчитала происходящее за шутку и, явившись в зал, гневно спросила самозванку: «Ты кто такая?»

Странна я гостья не ответила, молча она прошла к трону, села на него и… растаяла в воздухе. И тогда Анна с ужасом произнесла: «Это моя смерть!»

И действительно, вскоре в один из дней Анна Иоанновна, как обычно, села обедать с Бироном. Вдруг ей стало дурно – императрица упала без чувств. Врачи признали болезнь опасной. На следующий день последовал новый приступ, еще более тяжелый. Среди высших сановников начались совещания: Анне было всего лишь 47 лет, никто не рассчитывал на ее столь раннюю кончину. Назначенный ею наследник престола – внучатый племянник Иоанн Антонович – еще находился в колыбели. Теперь нужно было срочно решить, кто будет регентом до его совершеннолетия.

Бирон предназначил эту должность для себя, а сановники не решились возразить всесильному временщику.

В присутствии Остермана и Бирона Анна подписала обе бумаги – о наследстве после нее Иоанна Антоновича и о регентстве Бирона. Современники передают мрачную, тревожную атмосферу у смертного одра Анны. Бирона она назначила регентом с явной неохотой, поддавшись лишь его настояниям.

– «Я сожалею о тебе, герцог! Ты несчастлив будешь!» – будто бы произнесла она перед смертью.

В 9 часов вечера 28 (17) октября 1740 года Анна Иоанновна скончалась. Врачи причиной смерти объявили подагру в соединении с почечно-каменной болезнью. При вскрытии обнаружили в почках камень величиной с мизинец, что и явилось основной причиной смерти. Похоронили ее в Петропавловском соборе в Петербурге.

В том веке между кончиной коронованной особы и ее похоронами проходило довольно много времени – обычно больше месяца. Это было связано с почестями, которые подданные были обязаны воздать почившему правителю. А заниматься подобными приготовлениями до того как монарх испустит дух, было бы, по меньшей мере, бестактно.

Поэтому гроб с телом Петра I, умершего 28 января 1725 года был перенесен в Петропавловский собор лишь 8-го марта. Там саркофаг заполнили землей, но не зарыли, а оставили стоять у всех на виду, накрыв императорской мантией. «По-христиански» император был погребен лишь в царствование Анны Иоанновны.

Церемония похорон самой императрицы Анны, почившей 17 октября 1740 года, состоялась лишь 23 декабря. Для оформления траурных убранств дворцов и соборов «Печальная комиссия» привлекла архитекторов и художников, членов Академии наук: М. Земцова и И. Шумахера, Л. Каравакка и К. Оснера.

Посреди Петропавловского собора был устроен катафалк, украшенный портретом покойной. Вокруг стояло 12 позолоченных статуй; колонны собора обили черным сукном, разместив на капителях печальные девизы, гербы и фигуры ангелов.

Хоронили Анну в трех гробах, один в другом: дубовом, свинцовом и медном, а сама выкопанная могила была выложена мрамором.

Падение Бирона

Регентом Бирон был около трех недель: его свергли раньше, чем успели похоронить Анну Иоанновну. Он, вместе с женой, был арестован в своем дворце, предан суду и отправлен в ссылку. Руководил всем фельдмаршал Миних, а непосредственным исполнителем был Кристоф-Герман Манштейн.

Вот как это произошло: уже замысливший переворот фельдмаршал Миних обедал с герцогом. Они засиделись долго, разговаривая о многих событиях, касавшихся настоящего времени. Герцог был весь вечер озабочен и задумчив. Он часто переменял разговор, как человек рассеянный, и ни с того ни с сего спросил фельдмаршала: «Не предпринимал ли во время походов каких-нибудь важных дел ночью?» Этот неожиданный вопрос привел фельдмаршала почти в замешательство; он вообразил, что регент догадывается о его намерении. Справившись с волнением, Миних ответил, что он не помнит, чтобы ему случалось предпринимать что-нибудь необыкновенное ночью, но что его правилом было пользоваться всеми обстоятельствами, когда они кажутся благоприятными.

Они расстались в 11 часов вечера. Именно эта беседа заставила Миниха принять решение более не откладывать переворот.

Фельдмаршал приказал подполковнику Манштейну стать с одним офицером во главе отряда в 20 человек, войти во дворец, арестовать герцога и, в случае малейшего сопротивления с его стороны, убить его без пощады. Кроме исполнителей в заговор посвятили лишь мать императора – Анну Леопольдовну.

Часовые беспрепятственно пропустили Манштейна с солдатами, так как решили, что он послан к герцогу по важному делу. Однако дело чуть было не провалилось по глупейшей причине: Манштейн совершенно не ориентировался в лабиринте комнат и коридоров дворца Бирона, а спрашивать дорогу не стал, чтобы не возбудить подозрений. Так он и шел по комнатам, надеясь набрести на спальню герцога, пока не очутился перед дверью, запертой на ключ, дверь была двустворчатая, и слуги забыли задвинуть верхние и нижние задвижки. Таким образом, от сильного толчка она распахнулась. За дверью Манштейн обнаружил большую кровать, на которой глубоким сном спали герцог и его супруга, не проснувшиеся даже при шуме растворившейся двери. Манштейн, подойдя к кровати, отдернул занавесы и сказал, что имеет дело до регента. Далее он пишет: «Тогда оба внезапно проснулись и начали кричать изо всей мочи, не сомневаясь, что он явился к ним с недобрым известием… регент соскочил кровати, очевидно, с намерением спрятаться под нею». Манштейну пришлось обежать кровать и броситься на герцога, заломив ему руки, пока не явились гвардейцы. «Герцог сыпал удары кулаком вправо и влево; солдаты отвечали ему сильными ударами прикладом, снова повалили его на землю, вложили в рот платок, связали ему руки шарфом одного офицера и снесли его голого до гауптвахты, где его накрыли солдатскою шинелью и положили в ожидавшую его тут карету фельдмаршала. Рядом с ним посадили офицера и повезли его в Зимний дворец.