Сильвия Катценхайд изложила последние планы насчет благотворительной вечеринки.

— Город отгородит четыре квартала, — сообщила она, — и украсит столбы пластмассовыми ангелами. Рождественские у них уже кончились, но осталось немного с прошлой пасхи довольно симпатичных. Исполнителей праздничных песен обеспечит Клуб Управления Водопроводами и Канализацией.

Квиллерен спросил:

— Нельзя ли открыть во время праздника «Древности»? Будет грустно, если миссис Кобб лишится дополнительного дохода. Я сам с удовольствием побуду там пару часов.

Клатра сжала его руку и сказала:

— Вы просто киска! Мы тоже поможем — я и мои сестры. Будем сидеть по очереди.

Тут кто-то предложил послать цветы на похороны Кобба, и в тот момент, когда начали собирать деньги, этажом ниже раздался оглушительный шум. Поп-музыка — резкая, громкая, ошеломляющая. Несколько секунд все слушали, изумленно открыв рты, потом резко заговорили:

— Что это?

— Радио?

— Кто там?

— Никого!

— Откуда это?

— Внизу кто-то есть?

— Кто бы это мог быть?

— И как это они забрались?

— Парадная дверь заперта, верно?

Квиллерен вскочил первым:

— Пойдемте, посмотрим.

Он схватил деревянную кувалду, висевшую на стене, и, прихрамывая, направился вниз по узкой лестнице. Мужчина последовали за ним: Рассел на костылях и Бен с вилами в руках.

Звук доносился из комнаты Кобба. Дверь оказалась открытой. В комнате было темно.

Квиллерен протянул руку, нащупал на стене выключатель, вспыхнул свет.

— Кто там? — грозно крикнул журналист.

Ответа не последовало. Музыка гремела из маленького приемника на аптекарском столе.

Трое мужчин стали обыскивать комнату, Квиллерен отметил про себя, что Бен вошел последним.

В помещении никого не оказалось.

— Может быть, в приемнике автоматический таймер? — предположил Расс.

— Нет здесь таймера, — сказал журналист, выключая маленького нарушителя тишины. Взглянув на стол, он нахмурился. Бумаги были разбросаны. Стакан для карандашей перевернут. На полу валялись счет за телефон, адресная книга и серой перышко.

Когда они вышли из комнаты Кобба, женщины начали с опаской спускаться с третьего этажа.

— Все спокойно? — спрашивали они.

Клатра спросила:

— Если это человек, то куда он пошел?

— Что это было? Кто-нибудь знает, что это было?

— Дурацкое радио, — ответил Расс. — Оно само включилось.

— Как оно могло само?..

— Не знаю, — ответил Квиллерен.

Но он знал.

Антиквары вышли через парадную дверь, Бен отправился в «Львиный хвост», а журналист открыл дверь своей комнаты и поискал котов взглядом. Юм-Юм сидела на холодильнике с ясными глазами и настороженными ушами, — и те, и другие были чуточку великоваты для ее крошечной заостренной мордочки. Коко жадно глотал воду, хвост плашмя лежал на полу — как всегда, когда кот страдал от жажды.

— Ладно, Коко, — сказал Квиллерен. — Как ты это сделал? Ты что, спелся с Матильдой?

Кончик хвоста легонько шлепнул по полу, но кот продолжал жадно лакать.

Квиллерен задумчиво обошел свое жилище. Конечно, Коко может повернуть ручку радио, потершись о нее твердым маленьким подбородком, но как этот пушистый Гудини пробрался в комнату Коббов? Журналист отодвинул кровать-лебедя, но прохода не обнаружил. Он попытался найти в ванной какой-нибудь люк (водопроводчики начала века очень увлекались люками), но не увидел там ничего похожего. На кухне имелась форточка, выходившая в коридор и предназначенная, по-видимому, для вентиляции; с холодильника на нее не трудно вспрыгнуть, но на форточке висел замок.

Зазвонил телефон.

— Квилл, — послышался приятный голос Мэри, — ты делаешь что-нибудь со своим коленом? По-моему, сегодня вечером оно у тебя болело.

— Я прикладывал холодные компрессы, пока не спала опухоль.

— Что тебе нужно сейчас, так это инфракрасная лампа. Позволь предложить мою.

— Я был бы благодарен, — ответил он. — Да, я был бы очень благодарен.

Готовясь к встрече с лампой, Квиллерен надел спортивного вида шорты, неплохо выглядевшие прошлым летом на загородных пикниках, и полюбовался собой в большом зеркале на двери гардеробной, втягивая живот и выпячивая грудь. Он всегда думал, что ему пошла бы шотландская юбка. Ноги прямые, крепкие, мускулистые и умеренно волосатые — вид достаточно мужественный, но не зоологический. Припухлость вокруг левого колена, портившая всю красоту, теперь, к радости журналиста, исчезла.

Квиллерен сказал котам:

— Ко мне придет дама, и я хочу, ребята, чтобы вы вели себя немного сдержаннее. Никаких шумных потасовок, никакого бегания взапуски и нарушения статуса кво!

Коко прищурил глаза и приподнял усы, как будто понимающе улыбался. Юм-Юм продемонстрировала свое равнодушие тем, что принялась разглаживать белоснежную шерстку на груди.

Когда пришла Мэри с корзинкой в руках, Коко с безопасного расстояния смерил ее оценивающим взглядом.

— Он не очень-то рад, — заметила мисс Дакворт. — Но в этот раз ведет себя поприличней.

— Он привыкнет к вам, — заверил Квиллерен.

В корзине, кроме лампы, оказались домашний фруктовый кекс и кофеварка. Мэри включила миниатюрную серебристую машину в розетку на кухне, пристроила лампу над коленом Квиллерена и села в плетеную качалку. Грубая вещь сразу приобрела изящные очертания и естественную элегантность, и журналист удивился, почему он раньше считал это кресло уродливым.

— У вас нет предположений насчет какофонии в комнату Кобба? — спросила она.

— Еще одна нелепость из тех, что вечно происходят в этом доме… Кстати, почему Холлис Прантц не пришел на собрание?

— Половина людей не пришла. Они, вероятно, догадывались, что там будут собирать деньги на цветы.

— Прантц был тут сегодня днем и искал какие-то древние приемники. Кобб якобы должен был их ему оставить — так он сказал. Как вы думаете, это правда?

— О, конечно! Антиквары большую часть денег зарабатывают, перепродавая старье друг другу… Колену тепло? Лампа не слишком близко?

Вскоре бульканье и шипение на кухне возвестило, что кофе готов. Новые звуки испугали Юм-Юм, и она забилась в угол, а бесстрашный Коко счел своим долгом проследовать на кухню и расследовать происшествие.

Квиллерен объяснил: