Я спала целый день. Проснулась ночью, бодрая и без капли сонливости. В доме было тихо. Я поворочалась, попыталась считать овец, слонов и представить журчание ручейка. От последнего захотелось в туалет. Решив, что и так долго была паинькой, я отправилась на экскурсию сама.

Комната, где я спала, располагалась на втором этаже. Вернее, на полуторном. С галереи открывалось огромное пространство нижней гостиной. У меня перехватило дыхание: в голубоватом свете полной луны, падающем через сплошную стеклянную стену, все казалось нереальным, космическим. Пространство было разделено стойками, полками, мягкой мебелью. Да здесь балы можно проводить!

Меня поразила ванная, парившая над садом в узком, наполовину застекленном выступе. Прозрачный пол под ногами – это жутковато и волшебно. Вот, значит, что размещалось в выступах-лепестках, похожих на лебединые перья: ванные в двух маленьких перышках, небольшая оранжерея в среднем, в самом длинном – библиотека. В них можно было попасть с площадок причудливо извивающейся лестницы.

Теплая вода лилась из душа в виде лебединой головы. Лебеди – старинный символ Новой Арконы. По преданию столицу основали оборотни из рода Царевны-Лебедя. Да, да, той самой. Мятые футболку и трико, которые были на мне под костюмом льва, после душа надевать не хотелось.  На первом этаже я нашла вполне современную лондри-рум (*постирочная) и бросила одежду в стиральную машину, еще раз убедившись, что владельцы усадьбы поддерживали в ней чистоту, порядок и соответствующий духу времени комфорт. Наверное, они до последнего надеялись, что когда-нибудь Федотовы уделят столь прекрасному месту толику своего царственного внимания, но, как известно, драконы ужасно капризны. А нам с Тони можно ничего здесь не менять. Не верится, что это теперь наш дом – невероятно щедрый подарок от Олевских.

Я разгуливала по дому, завернувшись в огромное полотенце. Деревянный пол был теплым и гладким. Ступая босиком по шелковистым ступенькам, я вернулась наверх. Подобно Машеньке из сказки о медведях, прошлась по коридору, осторожно заглядывая в двери.

Могла бы догадаться и начать с другого конца галереи – спальня Тони находилась рядом с моей, и дверь была приоткрыта. Антон крепко спал, грудь вздымалась в такт дыханию. Его лицо в лунном свете было прекрасным. Я стояла и любовалась своим мужчиной с далеко не платоническими мыслями. Черты лица… плечи… руки, лежавшие поверх одеяла, могли бы вдохновить любого ценящего живую красоту храмового скульптора, создателя статуй Белого Бога. Или Черного, мне он всегда казался более сексуальным.  

Я видела полуобнаженного Тони лишь однажды, в детстве, когда лечила его в подвале замка, но тогда я ничего не понимала в мужской красоте. Завороженная зрелищем, я подошла ближе…. И почему-то оказалась в кровати – Антон просто-напросто сгреб меня и аккуратно опрокинул через себя, обняв. Я замерла, но он… продолжал спать? Тепло от его дыхания щекотало мне шею.

Это он меня… рефлекторно? Как-то подозрительно.

— Учти, у меня иммунитет против сердитого сопения на ухо, — вдруг тихо сказал Тони, не раскрывая глаз.

— Ловко ты это, — сказала я. — И откуда такой полезный навык? Много девиц в кровать… кувыркал?

— Я тренировался на кошках, — с серьезным выражением проговорил Тони. — Честно. Кошка нашей экономки каждое утро приходила в комнату и орала, чтобы  именно я ее кормил. Единственным способом избавиться от Розамунды были обнимашки. Она терпеть не могла, когда ее тискали.

— А мне нравится, когда ты меня тискаешь, — призналась я. — Представь, что я Розамунда. Врешь ведь, наверное, про кошку.

— Преувеличиваю. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично. Я гуляла по дому.

— Я слышал. Не стал тебе мешать. Мы надежно защищены здесь. Можем просидеть хоть месяц, никого не видя. Только вдвоем.

— Звучит многообещающе. Поцелуй меня.

— Лу, ты понимаешь, чем это сейчас закончится? — сказал Тони после долгого, жаркого (это был мой стон?) поцелуя, приподнимаясь на локте и глядя на меня так, что сердце всерьез решило выскочить из груди.

— Обычно это у всех заканчивается хорошо, — возразила я, подвигаясь поближе. — Даже очень. Мы как бы с тобой женаты, забыл? И вообще, почему я, юная дева, должна уговаривать тебя, опытного соблазнителя. Обычно все с точностью до наоборот происходит.

— Не надо меня уговаривать, — проникновенно сказал Антон, потихоньку стягивая с меня полотенце. — Ты даже не представляешь, насколько я готов быть соблазненным. 

Тони оделся, двигаясь по комнате так тихо, что любой призрак мог ему позавидовать. А потом не выдержал, поцеловал жену в золотистое плечо, задержав губы на бархатистой коже.

— Ты куда? — сонно спросила она, встрепенувшись.

— Спи, я на минутку.

— Без меня?

— Проверю кристалл Сети во дворе. Не знаю, когда Боранские его в последний раз заряжали. Телефон не берет, страницы не открываются. Нужно позвонить отцу, узнать, арестовали ли они нашего злодея.

— Ты же им все отдал… информацию? Все-все, что мы выяснили?

— Все, — Тони тихо засмеялся. — Спи.

— Тони, я тебя люблю. Я ни капли не жалею, что вышла за тебя замуж, — пробормотала Лу, обнимая подушку. — Особенно после этой ночи.

— И я люблю тебя. Обязательно пожертвую Белолике еще сто… нет, тысячу бореев в благодарность за ее благословение. Я скоро вернусь, наколю дров для камина, и мы приготовим роскошный завтрак. Вележ привез сумку с твоими вещами и отличный кофе.

— Ленни больше не носит свои красные сапоги на шпильке, — пожаловалась Лучезара, смешно чмокая припухшими губами и растягивая слова. — Мне жаль, они такие красивые. И у меня коловрат зашкаливает. Я встану и наколю дрова магией. Все переколю. Вот увидишь.

— Договорились.

Тони, смеясь, вышел на балкон галереи и сбежал по лестнице. Он сам был в Лебединой Усадьбе всего несколько раз, когда Боранские пускали соседей полюбоваться обстановкой. И все-таки, как же хорош этот дом! Лу сказала ночью, что ничего не хочет менять. Что ж, хорошая уборка тут, конечно, не помешает, но в целом…

Он надел теплый вязаный свитер, залихватски взъерошил волосы и выскочил на крыльцо, радуясь солнцу и возможности поработать на свежем воздухе. Выскочил и замер, держась за ручку, недоверчиво глядя на человека у крыльца.

— А вот и вы, Антон Макарович, — радостно сказал тот, приподнимая отделанную мехом охотничью шляпу. — А я к вам как раз. Рад, что вы не спите уже, не хотелось бы будить вас и вашу очаровательную возлюбленную.

Антон молчал. Перчатки стали тесны рукам, один коготь прорезал тонкую кожу.

— А вы, как вижу, мне ничуть не рады, — МакАлистер печально покачал головой.

Он говорил совсем без акцента, ни дать ни взять типичный гиперборейский господин среднего достатка, слегка подрастерявший статность, полысевший и раздобревший, с милой болонкой на длинном поводке. Болонка уселась в снег, внимательно глядя на Тони черными глазами без зрачка.