— Я управляющий делами герцога Дюренгарда. Позвольте, я отведу вас в зал. Но... собачка...

— Идет со мной.

— Вы в ней уверены?

— Больше, чем в себе, — ответил я высокомерно.

Он поклонился и жестом пригласил следовать за собой. Навстречу двинулся широкий и ухоженный коридор, пол в голубых квадратиках то ли мрамора, то ли еще чего-то дорогого, камень отполирован просто изумительно, в стенах через равные промежутки ниши. Я заметил в некоторых по мраморной статуе, другие пустуют, хотя мне иной раз казалось, что в них что-то всё-таки есть...

В большом зале с потолочных балок свисают штандарты, красными баннерами украшены стены, а у широкой лестницы, ведущей наверх, размещен огромный щит с затейливым гербом, непривычно сложным на взгляд простого рыцаря из Зорра или других королевств по ту сторону Перевала.

Трое дворян расположились в креслах и лениво беседуют о чем-то отстраненном, судя по их лицам. Еще двое стоят у лестницы, все сразу повернули головы в нашу сторону.

Управляющий сказал с поклоном:

— Прошу вас подождать здесь. Я пойду к герцогу, доложу.

Пес сразу же сел, потом и вовсе лег. Красный ковер красиво ниспадает по ступенькам лестницы с самого верха и до низа, на широких мраморных перилах раскорячились пузатые вазы из синего камня. Управляющий заспешил наверх с поспешной неторопливостью. Двое дворян уставились на меня с привычной наглостью завсегдатаев, дедовщина началась не вчера, один всё еще прикидывал, что бы мне сказать соответствующее, а второй окинул меня презрительным взглядом и произнес громко:

— А с каких это пор дворяне начали путешествовать без оруженосцев?

Он обращался к своему спутнику, так что формально я как бы ни при чем, эдакое слабо замаскированное оскорбление, когда я должен чувствовать себя оскорбленным и в то же время бессильным что-либо сделать. И так можно издеваться долго, пока я должен яриться в бессильной... да, бессильной.

Я повернулся к нему и сказал негромко, но отчетливо:

— Ты, скотина лопоухая... Хочешь в морду?

Оба дернулись, лица вытянулись. От дворянина и рыцаря такое не услышишь, интеллигенция всегда беззащитнее перед лицом оскорблений, даже если это средневековая интеллигенция. Наконец говоривший медленно снял перчатку, глядя мне в глаза. Я внимательно посмотрел ему в глаза. Перчатки и рукавицы, насколько я знаю, не встречались, как это ни удивительно, ни в античную эпоху, ни во все предыдущие. Придумали их крестьяне, в них легче полоть и жать, рыцарство тут же приспособило их, нацепив множество бляшек и сделав их боевыми.

Сейчас вот это не просто перчатку мнет этот щеголь. Это символ. В церковь войти в перчатках — это куда непристойнее, чем громко пукнуть при дамах. Подать руку в перчатке — можно в ответ схлопотать по морде. Если вручить перчатку с поклоном — это оммаж, признание сеньором, сюзереном...

Но этот щеголь делает вид, что бросит мне эту перчатку, а это означает презрение и вызов на поединок. Я ждал, притопывал ногой в нетерпении, наконец стиснул челюсти так, чтобы выразительно заиграли желваки и опустил ладонь на рукоять меча.

— Эй ты, — сказал я, — либо бросай перчатку, либо получи по морде так просто!

Щеголь дернулся, по лицу пробежала целая гамма чувств, от неуверенности, растерянности и до опасливого почтения. Он торопливо сунул руку в перчатку и заговорил тоном оскорбленного достоинства:

— Сэр, я не понимаю вас... Объяснитесь!

— Что с перчаткой? — потребовал я зло и нахмурил брови.

Он ответил чуть более твердо:

— Жестковата кожа. Я размял чуть. А в чем дело?

— А-а-а-а, — сказал я и убрал руку с оружия. — Нам, деревенским, только дай подраться, вот и чудится всякое. Истолковываем всё в нужном духе. Так что учитывайте особенности национального восприятия. Но если вдруг восхотите в морду — только скажите, лопоух. За мной не заржавеет!

Аристократ мучительно искал ответ, чтобы себя не слишком уронить, но и меня не дразнить, уже видит, что перед ним совсем не овечка, но вдруг вытянулся, даже брюхо подобрал: через распахнутые двери входит сам, как я понимаю, хозяин замка. Вошел он величаво и царственно, не делая ни одного лишнего движения, бесстрастный и со взором, устремленным сквозь дальнюю стену.

Я невольно ощутил ауру власти, словно в комнату вошел президент банка, а то и самого МАГАТЭ, хотя и не помню, что это, но знаю, что МАГАТЭ — круто. Держался он с холодной властностью, в зале согнулись в поклоне.

Про этого человека, герцога Дюренгарда, я уже слышал: популярный среди рыцарства и даже простого народа, за что нелюбим при дворе, он редко появлялся здесь, и всякий раз что-то происходило: то ли доброе, то ли нехорошее. Отважный воин, знаток рыцарских правил и законов, предводитель войска, он показался мне настолько безобразным, что все мужчины, не чувствуя в нем соперника, могли искренне предлагать ему дружбу, а женщины, как известно, не настолько дуры, чтобы выбирать мужчину по длине его ног.

Ноги же герцога хороши для езды на толстой лошади, даже на бегемоте, но не для придворных танцев. Да и ростом не удался, а все мы ревниво смотрим на тех, кто выше нас, и покровительственно и дружелюбно — на низкорослых. И хотя у герцога плечи такие, что огр позавидует, а руками может ломать по две подковы, однако же внешность... гм... великая сила.

Я невольно пошевелил плечами и выпрямился, с удовольствием чувствуя, что у меня и рост, и осанка, да и вообще я орел, если не слишком присматриваться.

Герцог на миг встретил мой взгляд, я внутренне содрогнулся: орлиный взор, гордая осанка, исполненные достоинства движения и свободный шаг человека, который вовсе не считает себя ущербным.

Я помедлил и тоже слегка поклонился, но только чуть-чуть, как младший старшему. Он остановился, холодно и с некоторой брезгливостью оглядывая меня и мою поношенную одежду, бросил беглый взгляд на Пса. В костюме из самого дорогого сукна, украшенного золотым шитьем и множеством драгоценный камней, он выглядит сановником из времен Екатерины Второй. Лицо уже холеное, сытое, хотя видны два шрама на скуле и подбородке, напоминая, что это всё-таки рыцарь, хоть и на покое.

— Это вы, — спросил он с некоторым сомнением, — граф Валленштейн?

Я ответил с легким поклоном:

— Имею честь им быть.

Он с прежним сомнением оглядел меня с головы до ног.

— Мне приходилось с вами на турнирах скрещивать копья... Признаюсь, вы непревзойденный боец. Я не слишком щепетилен в вопросах веры, но то, что вы не стареете, настораживает и наталкивает на мысль...

Я торопливо прервал:

— Никаких сделок с дьяволом, дорогой граф! Вы встречались на турнирах с моим отцом.

Он вскинул брови, долго всматривался в меня.