— Просто дивный обед! — сказал я герцогу. — Долго в путешествии буду вспоминать... И собачка моя будет вспоминать и облизываться. Что значит, рыцарство — душа и сердце общества. Без рыцарства человек превратится в животное. Разумное — да, но — животное. Разумное животное, что может быть страшнее?

Герцог довольно кивнул, не заметил несколько нелогичного перехода от вкусного обеда к рыцарству.

— Да, — подтвердил он, — чернь, даже самая искусная, без рыцарского надзора даже готовить не умеет. Как вы правы, сэр Ричард!

Сэр Гаррет прогудел густым басом:

— Чернь — это всего лишь земляные черви.

— Да, — согласился я, — как точно сказано. Увы, это наши черви. Господь возложил заботу о них на нас, рыцарей.

— Да, — подтвердил сэр Дюренгард. — После церкви и короля.

— Но с церковью и королем у вас всё в порядке, — напомнил я. — А вот не рано ли вы отстранились от города, сэр Дюренгард? Это же ваш город!

Он кивнул:

— Мой.

— Но вы и отвечаете за него!

Он нахмурился, все мы любим поговорить о своих правах, но не любим об обязанностях, посмотрел с туповатым подозрением.

— Перед кем?

— Перед Господом, — ответил я и перекрестился. — Все ему ответим за дела свои.

Он проворчал:

— Мне как раз отвечать не придется.

— Почему?

— Не я превратил город в выгребную яму.

— Но вы не мешали ему стать ею! Сэр Дюренгард, это ваш город. Вы должны использовать всю свою силу, всё влияние, чтобы изгнать торгашей из храма, перевернуть столы менял и... продавцов голубей вроде бы.

Он поморщился:

— Дорогой сэр Ричард, мои руки привыкли к мечу. Не к плети. А здесь нужна именно плеть. Нет, пусть уж лучше все там сгниют, чем я испачкаю руки таким... непотребством. Давайте-ка я расскажу вам о необычных турнирах, в которых мне пришлось...

Он долго и со вкусом рассказывал о турнирах, обычных и необычных, сам он одерживал победы вплоть до венка Первого Рыцаря в двенадцати турнирах, из них несколько ранга межкоролевских, когда на схватку съезжаются из разных королевств, со знанием дела рассуждал об особенностях снаряжения рыцаря в сражениях с горцами и со степными варварами, потом разговор перекинулся на собак, и снова сэр Дюрангард выказал себя тонким знатоком и ценителем собачьих привычек, наклонностей и привязанностей.

Я выждал удобный момент, вставил:

— Господь у нас коммунист, от всех нас требует по способностям. А раз вы способны одним свом словом... ну, пусть не только словом, повернуть город к свету, разве, по мнению Господа, не обязаны это сделать?

Его лицо мгновенно приняло раздраженное выражение, словно я брякнул явную непристойность.

— Дорогой сэр Ричард, — сказал он с холодным достоинством, — битву за город не выиграть блистательным ударом рыцарской конницы. А раз так, то я просто умываю руки. Пусть за души этих мелких людишек борются такие же... в смысле, им близкие сословия. Ну там священники, маги, проповедники, пророки. А я, простите, нет. Я не выйду, если они даже все будут тонуть в выгребной яме, а мне нужно лишь протянуть руку.

Сэр Гаррет хохотнул:

— Сэр Ричард, признайтесь, и вы бы не дали ухватиться за свою руку пальцам в дерьме!

Из замка я выехал мрачнее тучи, хотя старался не показывать вида, а в воротах еще раз поблагодарил за прием и пообещал рассказать о благородстве и гостеприимстве благородного сэра Дюренгарда, изумительной красоте его супруги и доблестном сэре Гаррете, что и сейчас мог бы выигрывать турниры.

Зайчик понес красивым аллюром, Пес с веселым гавком бегал за птицами, дорога повела по длинной кривой: я решил не пробираться через город, обязательно вляпаюсь в новые неприятности или стычки.

Мы поднялись на горную гряду, невысокую, но абсолютно непроходимую для каравана. Бухта как на ладони, уютная и защищенная от ветров и бурь. Как будто неведомый дизайнер проектировал ее для большого морского порта. Вот прямо у меня под ногами около тысячи акров прекрасной плодородной земли, здесь можно не то что сад, любые цветники разбить, голландские тюльпаны выращивать...

Первый из Дюренгардов знал, мелькнула мысль, что делал при выборе места, где поселиться. Здесь прекрасная земля, границей служат непроходимые скалы, а с другой стороны — море. Здесь сочная трава для скота, великолепный строевой лес, можно на корабельные мачты, настолько хорош. В этой гряде, говорят, есть даже руды, но пока разрабатывать их не по силам небольшому поселку...

Уже не поселку, возразил себе трезво. Вполне возможно, Бриклайт имеет в виду и эти залежи, когда старается ухватить все охватываемые взглядом земли.

По ту сторону гряды выжженная поистине южная степь, открытая для набегов кочевых варваров. По слухам, там властвует некий Темный Ангел, местный резидент то ли кочевников, то ли просто тамошних бандитов, что косят под варваров, а на самом деле успешно промышляют нападениями на мелких торговцев. Кроме того, воруют скот, перегоняют в отдаленные города, где выгодно продают. Иногда разрешают перегнать через «свои» земли стада обычных купцов, но, конечно, взимают с них приличную дань за непогубление душ.

Местность там прекрасная, трава обильная, так что угнанный скот иногда держат там до осени и откармливают, чтобы пригнать в город и продать по самой высокой цене. Ближе к востоку лежит местность, известная под зловещим названием Черная Топь, хотя там такая же прекрасная трава, никакой топи, даже простых болот нет. Еще дальше, если вдоль кромки океана, ударишься лбом о спускающийся прямо в воду отрог горного хребта, отделяющего Юг от Севера. В нем, как гласят старинные легенды, спят Двести Магов, которые пробудятся, когда станет совсем хреново, выйдут и всех спасут.

Вообще-то хотя треть страны находится под властью бандитских шаек, народ как-то ухитряется уживаться с ними: не задает лишних вопросов, не выдает королевским войскам, буде те нагрянут раз в три-четыре года, снабжают бандитов продовольствием. И хотя снабжать приходится бесплатно, зато не платят налоги в казну, так что еще неизвестно, что крестьянину выгоднее.

Пожалуй, это худшие из земель, через которые я проезжал. Не завидую здешнему королю, да и сам меньше всего на свете желал бы стать здесь правителем.

Бобик ухитрился изловить взлетающего гуся, я вздохнул, глядя на его преданные глаза и на птицу, свисающую из его пасти.

— Хорошо, хорошо, умница... Давай сюда. Кормилец ты наш!

Он просиял и, радостно взбрыкнув, ринулся дальше, счастливый до кончиков ушей. Даже не представляю, сколько же прожил без хозяев, чтобы одичать и стать жутким страшилищем, чудищем из легенд — Ночным Псом.

Собаки, мелькнула мысль, это те же люди в лучших своих качествах. Это упрощенные люди, в которых сразу видна их любовь и преданность, а если где и хитрят совсем по-детски, то наивно и неумело, всё видно как на ладони. И даже за их хитрости хочется не наказать, а схватить за уши и расцеловать морду.