Когда они дошли до книжного киоска, Сара расстроилась. На ценнике значилось три с половиной доллара — какое уж там антикварное издание! — а сам альманах оказался всего-навсего рыболовным календарем с подробным расписанием клева.

Она заглянула Тому через плечо, пока он перелистывал страницы. От него пахло лимоном и теплой постелью.

— Видишь ли, все дело в положении луны, — объяснил он. — Надо изучить эти таблицы. Если здесь написано «высокая луна» или «низкая луна», значит, время рыбачить.

Сара кивнула, пропуская рыболовные тонкости мимо ушей. Том помахал какому-то знакомому, похожему на очередного игрока в крикет.

— Сейчас вернусь. — Он сунул ей желтую брошюру.

Сара вздохнула и посмотрела на рыбин. Угорь был назван «достойным украшением стола», хотя при одном воспоминании о студенистой твари, которую ей однажды довелось попробовать в Лондоне, ее едва не вывернуло.

И тут ее осенило. Она поспешно расплатилась за альманах и шариковую ручку и принялась писать на последней странице.

К возвращению Тома она даже открытку успела купить.

— Это тебе, — сказала Сара, протягивая книжицу. — До среды чур не открывать.

— Спасибо, — ответил Том, — я этого не заслуживаю.

— Заслуживаешь, заслуживаешь. Ты же Том.

Они вышли из газетного киоска и направились к машине Тома, — вернее, к машине Анни, судя по кипе журналов о скульптуре на заднем сиденье. У него и машины-то, наверное, нет, подумала Сара, но это наблюдение относилось к разряду тех, которые она предпочитала отметать. В Лондоне это, вероятно, имело бы значение, но здесь все было иначе.

— До скорого, — сказал Том, берясь за ручку дверцы.

— Может, как — нибудь перекусим вместе?

— Никогда не понимал, что значит «перекусить» — обед или ужин?

— Кому что нравится, — ответила Сара с фальшивой веселостью. Жизненный опыт подсказывал ей, что момент был решающим. Или на этом все и кончится, или все только начинается.

— Я тебе звякну на днях, — пообещал Том, и ее сердце ухнуло вниз.

— Не забудь — подарок до среды не открывать! — напомнила она, когда он заводил машину.

Опустив стекло, Том помахал ей рукой, улыбнулся, крикнул «спасибо» и уехал — как показалось Саре, на другой конец земли.

Она проводила его взглядом и спросила себя: неужели опять все по новой? И сама себе ответила: даже если и так, оно того стоит. Хоть какая-то жизнь.

Вечером, когда Анни уже легла, Том с коричневым бумажным пакетом в руках уселся у телевизора. До чего же странная эта Сара, подумал он. Было что-то трогательно — старомодное в этом ее запрете открывать подарок до дня рождения — хотя он его уже видел. Не раздумывая, он открыл пакет. Там лежала открытка с его именем, выведенным красивым ровным почерком.

Из соседней комнаты доносилась какая-то классика — перед сном Анни любила послушать музыку. Уже спит, наверное, подумал он. Ему не хотелось признаваться, что она стареет, но в последнее время Анни стала ложиться рано.

Похоже, Сара выбрала лучшую открытку из скромного ассортимента комптоновского газетного киоска. На ней был изображен жирный кот, наблюдающий за пучеглазой золотой рыбкой в аквариуме, внутри открытки, как водится, — идиотское пожелание счастья и всего-всего. Анни в ужас пришла бы от такой пошлости. Он уже нашел ее поздравительную открытку — трафаретный дизайн в исполнении одного из ее друзей — художников.

«Тому, — гласила Сарина открытка, — с любовью и огромной благодарностью за неоценимую дружбу. Пусть сбудутся все твои мечты. Сара».

Ричарда она не упомянула, отметил Том.

Он открыл альманах. Ценник она соскребла, что тоже было довольно смешно, поскольку оба знали, сколько стоит книжица. До чего же странная эта Сара Кеннеди. Внезапно Том заметил кое-что еще. Сара обвела второе число, воскресенье, и подчеркнула время высокой луны, 9.02. На той же строчке шариковой ручкой было выведено: «Лилейная заводь, северная сторона».

Интересно, кому может быть адресована эта запись — ему, ей или им обоим? От Сары объяснений ждать не приходится — вряд ли она позвонит.

Слепо глядя в окно на далекие городские огни, он раздумывал: не позвонить ли самому? Впрочем, в глубине души Том прекрасно знал, что не позвонит. До воскресенья еще куча времени — спешить некуда. А пока не мешало бы выключить телевизор и последовать примеру Анни. Но не двигался с места.

Что там она ему сказала? Что он заслуживает подарка уже потому, что он — это он? Вроде так. Вполне в ее духе, но все равно приятно. А Сара сильно изменилась со времени их первой встречи. Тогда она дико нервничала, стеснялась и не снимала свой черный лондонский плащ. Наверное, это лето ее растопило. Том подвинулся, освобождая место для Мерлина, и долго еще сидел с открыткой в руках, глядя на огни Комптона.

В последнее время Бронте плохо спала, и это сказывалось. К обеду она чувствовала себя настолько измотанной, что однажды по ошибке попыталась запихнуть сандвич с ветчиной в щель банкомата. К тому же ей везде мерещилась Ангел. На заседаниях редакции. В ванной. Даже в туалете универмага.

Все ее попытки рассуждать логически потерпели фиаско, ибо появление мертвой лошади в самолетах и гостиничных номерах к логике не имело никакого отношения. Куда бы Бронте ни направлялась, в любую минуту она ожидала увидеть над светофорами гриву и крылья Ангела. Или, того хуже, услышать лошадиный голос.

Бернард Болтон был ее последней надеждой разобраться во всем этом кошмаре, но тот как сквозь землю провалился. Поначалу Бронте думала, что он просто неправильно положил трубку, однако местная телефонная компания сообщила ей, что номер отключен. А когда она нанесла визит в квартиру над забегаловкой, оказалось, что табличка с его фамилией исчезла.

Бронте четверть часа жала на кнопку, пока не заметила, что занавесок на окнах тоже нет.

Пришлось удовольствоваться перекусом в забегаловке, батончиком «Марс» и сигаретой. После этого Бронте велела Лоре вернуть на работу Великого Горгонзолу и забыть про Бернарда Болтона.

— Горзи мне сказал: он был уверен, что так все и будет, — сообщила Лора. — Говорит, прочитал в своем гороскопе.

— Умник долбаный, — пробурчала Бронте.

Листовки «Пятьдесят и один способ приготовить банан» были уже отпечатаны, осталось лишь приляпать их на обложку «Женщины Австралии». Бронте заставила себя взглянуть на первый попавшийся рецепт — свежая идея: рыба, фаршированная бананами! — и тут же с отвращением отшвырнула буклет.

— Пойду воздухом подышу.

Время приближалось к обеденному (если, конечно, полдень можно назвать обеденным временем), так что особых угрызений совести Бронте не испытывала.

Она пока сама не решила, куда направится, но ее подспудно тянуло к воде, у которой ей всегда хорошо думалось. Дойдя до конца Джордж — стрит, Бронте вышла на Круговую набережную, повернула направо и двинулась вдоль здания оперы к Ботаническому саду.