— Из-за Ангела я потеряла ребенка, — сделав глубокий вдох, решилась Бронте.

— У вас был выкидыш?

— Да. Она меня сбросила. А потом я проснулась ночью и обнаружила, что у меня как будто месячные, только хуже. Везде кровь.

— Когда это произошло?

— Через год после нашей свадьбы.

— А что случилось с Ангелом?

— Ричард ее пристрелил. Он ветеринар. Она сломала ногу. У него не было выхода.

— Расскажите мне о ребенке, — попросила Валери Тэн, откидываясь в кресле.

— Мы хотели ребенка, пытались его завести сразу, как поженились, но ничего не получалось. Но в один прекрасный день я съела что-то на завтрак — по-моему, это была каша, — и вдруг меня затошнило. Тогда я купила в аптеке тест на беременность. Потом Ричард купил второй, чтобы наверняка… А затем мы отправились к врачу, и все подтвердилось. Если бы у нас родился мальчик, мы бы назвали его Энгус, а если девочка — Миранда.

— Вы и во время беременности занимались верховой ездой?

— Да. Меня никто не предупредил, что нельзя, а я считала, что раз срок еще не очень большой, то ничего опасного нет. Честно говоря, я вообще об этом не думала. Просто однажды проснулась и совсем забыла, что беременна. Оделась, оседлала Ангела, и мы, как обычно, поскакали в сторону пастбищ. Ангел хотела перепрыгнуть через ограду, подвернула ногу, упала, а я свалилась на бок и переломала себе все ребра. Родителям Ричарда пришлось отвезти меня в больницу. Я надеялась, что с ребенком ничего не случится. А потом это кровотечение, меня просто скрючило от боли. И тогда я поняла, что ребенка не будет…

— Расскажите мне, как Ричард пристрелил Ангела, — попросила Валери Тэн.

— Она вся задрожала, потом легонько заржала, и ее не стало. Ее голова лежала у меня на коленях. Шел дождь. Через пару недель я встала ночью, вышла в пижаме на улицу, взяла ее седло и зашвырнула его в заводь. Мне было ужасно плохо. Просто не в себе была. Хотела ее похоронить. Мы ведь ее так и не похоронили.

— А ребенка похоронили?

Бронте помотала головой, не в силах ответить.

— У вас не найдется салфеток? — жалобно спросила она и почти удивилась, когда пачка салфеток, которую доктор Тэн извлекла из ящика стола, оказалась не бежевой, а розовой.

Громко высморкавшись, Бронте приготовилась слушать, но Валери Тэн задумчиво смотрела в окно. Затем она неожиданно повернулась и хлопнула в ладоши:

— Назовите мне десять вещей, которых вы боитесь.

— Мохнатые пауки, налоговые декларации… — Бронте решила, что это какая-то игра.

— Нет, меня интересует, какие страхи одолевают вас именно сейчас, — прервала ее доктор Тэн.

— А… Все перечислять?

— Все.

Запросто, подумала Бронте. Правда, как-то неловко изливать душу незнакомому человеку. С другой стороны, было что-то располагающее в мягком взгляде Валери Тэн, в ее уютных бежевых креслах, в косых солнечных лучах, в сладком запахе конфет.

— Хорошо. Десять моих самых секретных страхов. Во-первых, я боюсь после смерти встретить мою бабушку перед экраном телевизора за игрой «Распродажа века». Во-вторых, боюсь повстречать моего неродившегося ребенка. В-третьих, боюсь, что у Ричарда с Сарой родятся очаровательные дети и Ричард будет с ней счастлив. В-четвертых, я умираю, а жизнь прошла напрасно. В-пятых, я завещала своей помощнице Лоре «Хочу в Европу» девяносто восьмого года выпуска, и она мне этого никогда не простит. В-шестых, боюсь, что после моей кремации мама случайно рассыплет мой прах по всей кухне и потом пропылесосит. В-седьмых, если на работе узнают, что мне повсюду мерещатся мертвые лошади, меня уволят. В-восьмых, меня все равно уволят, потому что я постоянно сбегаю с работы — как сейчас. В-девятых — в-девятых ничего нет.

Валери Тэн кивнула, чуть заметно улыбнувшись.

— «Хочу в Европу—98» слегка устарел, — согласилась она.

— В-десятых, боюсь увидеть Ангела в туалете универмага. В смысле, она мне уже везде являлась, почему бы и не там?

Доктор Тэн взглянула на часы:

— К сожалению, меня ждет очередной посетитель, но у вас очень интересный случай, Бронте. Я бы хотела повторить сеанс на следующей неделе — не возражаете?

Бронте кивнула в знак согласия, раздумывая, может ли она звать ее просто Валери. После всех этих откровений было бы вполне естественно перейти на ты.

— Скорбь может затянуться на долгие годы. — Валери задумчиво глядела на Бронте. — А конец брака — это тоже своего рода смерть. Да еще гибель ребенка и лошади.

Бронте вдруг осознала, что никогда раньше не думала о выкидыше как о ребенке.

— Наверное, вы правы, это был ребенок, — медленно произнесла она.

— Ваша утрата велика.

Бронте кивнула, сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

— Я могла бы вам помочь пережить этот кризис, если вы позволите, — предложила доктор Тэн. — Могла бы вас направить в нужную сторону.

— Постепенно?

Доктор Тэн кивнула:

— Конечно. Любое горе нужно пережить, а мне кажется, именно это с вами сейчас и происходит.

На этом сеанс был окончен. Валери с улыбкой проводила Бронте до двери.

Чувствуя легкое головокружение, Бронте расплатилась с бежевой секретаршей, посмотрела на бежевую рыбку и записалась на следующий прием.

На улице по-прежнему светило солнце, и Бронте решила прогуляться до офиса пешком, хотя она уже и так опаздывала. Но если ускорить шаг, то можно успеть к двум.

Она миновала статуи Зимы и Весны и вдруг сообразила, что целых два пункта из ее потаенных страхов связаны с работой, причем один противоречил другому. Нельзя же одновременно бояться и потерять работу и ничего не сделать в жизни. Чем-то надо пожертвовать. Бронте отвела глаза от носорожистого толстяка в атласных шортах и футболке Сити — банка, пропыхтевшего мимо.

Чем больше она размышляла о своей жизни, тем больше сознавала собственную ничтожность. Все, что она делала в «Женщине Австралии», было настолько банальным, будто и издатели, и читатели полагали, что жизнь бесконечна, а значит, можно попусту тратить время на фигурное вырезание редиски, подробности личной жизни Эммы Томпсон, кроссворды и выгадывание лишних полпроцента по закладной. Сколько же времени выброшено на ветер, подумала Бронте. Если она и в самом деле скоро умрет, ей точно нужно сменить занятие.

Бронте проводила взглядом женщину, совершающую пробежку, одновременно толкая перед собой детскую коляску. Бегунья так неслась, что Бронте засомневалась в наличии ребенка в коляске — однако она успела мельком разглядеть под белым одеяльцем сморщенный лобик и огромную пустышку.

Вот уже много лет она не вспоминала о своем мертвом ребенке. Как странно: собиралась говорить про Ангела — и вдруг ни с того ни с сего принялась выкладывать доктору Тэн про Энгуса… или все же Миранду? Жалко, что доктор Тэн ничего не записывала, — вдруг до следующего раза успеет все забыть?