Но если предположить худшее (оно же, на его взгляд, самое вероятное), то в этом случае ее поведение на допросе выглядит естественней, чем если считать, что она ни в чем не повинна. А он, капитан Шепелев, привык предполагать худшее. Поэтому считаем, что она тот человек, который дал приют на ночь вражескому шпиону. Раз приют был дан именно на сегодняшнюю ночь, то, предполагая худшее, следует считать, что этот человек тот, кого они ищут.

Шепелев крутил в руках бензиновую зажигалку, открывая-закрывая крышку.

А времени у него до шести. Если за это время он не продвинется ни на шаг, придется отступиться от девушки. Надо будет искать и пробовать иные пути к предотвращению того, что готовит противник. В шесть ею займется Хромов и, чтобы самому отличиться, сразу применит силовое давление. И тоже немного шансов, что он вовремя выбьет из нее нужные показания.

Но ему, капитану Шепелеву, следует попробовать другой подход. Найти и применить его за двадцать оставшихся минут. Давай, капитан, быстро прокрутим, что собой представляет эта девушка, предполагая, что она вражеский агент. Опытный резидент? Не вяжется. Тогда бы ее не «засветили» ночной явкой другого агента. И ее должность воспитателя детского сада большой информативной ценности не представляет. Рядовой, не слишком ценный агент, которого держали про запас? Да, это скорее. Завербована или заслана? Не имеет значения. Во имя чего она, молодая и красивая девушка, работает на чью-то разведку? Тоже не важно. Она красива. И одинока. Бывает, конечно, но почему она ни с кем не знакомилась? Боялась провала, боялась выдать себя чем-то? Нет, природа сильнее такой боязни. Ей для ликвидации одиночества всего-то и надо было прийти на вечер молодежи в Дом культуры, где оставалось выбрать достойного из осаждающих поклонников?

Или ей обещали в ближайшем будущем переход на ту сторону? Похоже. Да, скорее всего, надеждами на этот переход и обещанным там вознаграждением она и жила. Она не хотела здесь ни с кем и ничем себя связывать. И что это тебе, капитан, дает? Только то, что она будет запираться до последнего, будет запираться, пока не поймет, что ей уже не на что надеяться. И что из того, капитан? А то, что у тебя есть всего одна возможность заставить ее признаться. Стать за двадцать минут ее другом, которому захочет довериться, в котором девушка захочет увидеть защитника. Девушка не может не чувствовать себя сейчас одинокой и беззащитной. На этом надо сыграть. А для того, чтобы она поверила тебе, надо говорить ей правду. И дальше все будет зависеть от того, какие чувства и мысли породят в ней твои слова.

Он встал, взял свой стул, поставил его с другой стороны стола. Сел напротив девушки. Их колени почти соприкасались.

– Марина, – сказал капитан, – вы враг, и я об этом знаю. Но мне, лично мне, нужен тот, кто был у вас сегодня ночью. Очень нужен, Марина, не скрою. Вот, держите и оставьте пока у себя. Держите, держите!

И он снял с запястья свои часы и положил ей на колени. Девушка впервые с начала их разговора подняла голову и с удивлением посмотрела на капитана. Потом взяла часы в руки.

– Видите, сколько времени? Вам терпеть меня осталось совсем недолго. Наше с вами общение продлится до шести. И я вас ни о чем спрашивать не буду.

Она опять подняла на него глаза.

– Знаете, Марина, есть три человека, для которых я готов на все. Одному человеку я обязан жизнью, хотя он и считает себя обязанным жизнью мне. Второму человеку я обязан судьбой, хотя крови на этом человеке столько, сколько любому палачу и не снилось. Но я готов буду рвать зубами любого, спасая этого человека, пока меня не прикончат самого. Третий – женщина, которая меня любит. Есть люди, для которых я готов почти на все. Потому что я сам для себя решил, что я за них отвечаю. Их четверо. Это мои ребята, мои подчиненные. И еще есть страна, в ней живут мои соотечественники. Я делаю для них, что могу, чтобы в будущей войне их погибло как можно меньше. Война неизбежна, Марина, поверьте мне.

– С кем? – вырвался у девушки вопрос. Она уже не отрывала взгляда от лица и серых глаз капитана, который говорит странные вещи, говорит совсем не то, о чем он должен был бы говорить.

– С Германией. Два тигра в тесной европейской клетке не уживутся. Ну, а пока решается, кто с чем войдет в эту войну. А от этого будет зависеть, останется ли в живых Сидоров Иван, завод которого разбомбит вражеская авиация, ориентируясь по картам, добытым их разведкой до войны. Будет зависеть, погибнет или нет его семья, когда поезд, в котором они будут ехать, взорвет диверсант, который был заслан сюда в эти дни, а я его не вычислил и не взял. Во имя этой простой цели я выявляю и сажаю в камеры врагов. Таких, как вы, Марина, и ваш ночной друг.

Шепелев посмотрел на часы – девушка держала их за ремешок, повернув циферблат к нему. Без семи шесть.

– Еще раз скажу, Марина, – мне необходимо задержать того человека, что был у вас ночью. И мне нужно, чтобы вы заговорили. То есть сознались во всем. Доверились мне полностью, ничего не скрывая. Только так. Ради этого я готов дать слово, что помогу вам. Не буду врать, на все ради вас я не пойду. Вытаскивать вас отсюда, прокладывая дорогу автоматными очередями, я не стану. Но – помогу. Постараюсь, чтобы вы оказались на свободе. Сделаю, что в моих силах. То есть запишу вас в те, для которых я готов почти на все. Ну вот… Больше мне нечего вам сказать, Марина. В шесть я уйду (При этих словах девушка вспомнила о часах в своих руках и быстро взглянула на них) и больше вы меня никогда не увидите. С вами будут работать другие, сначала капитан Хромов, потом – не знаю кто. Впрочем, меня это уже интересовать не будет. Я забуду о вас, вы мне будете уже совершенно не нужны. В шесть отдадите мне часы.

Капитан взял стул, вернул его на прежнее место. Он похвалил себя за интуитивный ход с часами. Отдать часы – вещественно расстаться с надеждой, которую дали подержать в руках, и ты ее сейчас чувствуешь и кожей тоже. Может поспособствовать. Впрочем, минуты через три он узнает решение врага по имени Марина…

Сначала была боязнь. С которой она жила один год, семь месяцев и четырнадцать дней. Она боролась с ней любовью к тому, кто ждет ее в другой стране. Сегодня, когда в дверь зазвонили и застучали, ее охватила паника. Паника переросла в испуг, когда в комнату вошли мужчины, некоторые из которых были в форме НКВД. Потом, в машине по дороге в учреждение, которое в ее сознание всегда отождествлялось с инквизиторскими застенками, наступил страх. Страх внесла она в эту комнату. Здесь она испытала ужас.

Если бы ей начали угрожать, ее стали бы бить, страх бы ушел и пришла бы злость. Если бы ей врали, что готовы помочь, это придало бы ей сил держаться. Но… Что-то было в глазах этого человека напротив, заставляющее поверить – он не обманывает ее, он выполнит обещанное. И то, что он говорил… Лгали бы другими бы словами.

И она испытала ужас. Этот человек сейчас уйдет и не будет никого, кому бы она была нужна. «Уйду… и вы мне будете совершенно не нужны…» Да, да. Одна. Одной невыносимо. Никто ей не поможет.

Она вдруг увидела перед собой Его. Того, кого любит, кто ждет ее в другой стране. Неужели ей никогда не выбраться будет из этих стен, она никогда не увидит его? Но этот человек с серыми глазами пообещал, что сделает все для моего освобождения.