Через шесть недель после отъезда Бри Стар забеременела от Дэвида, и тот бросил учебу, чтобы жениться на ней. Ни с ним, ни с подругой она больше не разговаривала.

Тоби поднял глубокую тарелку и выпил оставшееся молоко. Поставил тарелку на стол.

— Бабушка говорила, что вы богаты. Держу пари, вы ей врали.

— Я была богата. — Бри смотрела в окно. — Теперь — нет.

— Почему?

— Потому что доверилась мужчине в надежде, что он меня обеспечит, вместо того чтобы полагаться на себя.

— Я так и знал, что нет у вас никаких денег! — Это звучало как обвинение, очередное напоминание о том, как сильно он ее ненавидит. Хотя она его тоже не жаловала. — Когда вы уедете? — спросил Тоби.

Уже не впервые он задавал этот вопрос, и Бри пожалела, что не может ответить.

— Не знаю.

Мальчик отодвинул стул.

— Вы же не можете просто здесь сидеть и ничего не делать.

Он был прав, и ей нужно было показать, что у нее есть план. Что-то. Все равно что.

— Я и не собираюсь. — Она отвернулась от окна. — Я буду продавать мед Майры.

Люси не имела желания мило общаться с Пандой за ужином. Вместо этого обула кроссовки и отправилась на улицу. Она терпеть не могла бегать, но еще меньше нравилось чувствовать себя лентяйкой, и ей хотелось избавиться от всех эмоций, которые накопились за этот несчастливый день.

С Гус-Коув-лейн она повернула на основную дорогу. Наконец миновала заброшенную ферму. За ней заметила маленький синий дом. Она услышала, что сзади кто-то бежит, и ей не нужно было оглядываться, чтобы узнать, кто это.

— Моя семья тебе больше за это не платит, — произнесла она, когда Панда поравнялся с ней.

— Это вошло в привычку.

— Мне и так не нравится бегать, а с тобой — и подавно.

— Жаль. Дорога, черт возьми, узкая. Придется плечом к плечу.

— Ты же слышишь, что приближается машина, а я специально решила устроить пробежку, чтобы побыть одной.

— Можешь сделать вид, что меня тут нет. — Он замедлил бег, чтобы отстать от Люси. — Ты ведь не собираешься обратно в Уайнет, правда?

— Ты еще не догадался?

— Я поспорил бы на что угодно, что ты передумаешь.

— И проиграл бы.

— Все когда-то бывает впервые.

— Ты такой неудачник! — Она пересекла дорогу, развернулась и побежала обратно к дому.

Он не стал ее преследовать.

Вернувшись, она поехала на велосипеде к пляжу на южной оконечности острова и уселась на песчаной дюне, чтобы полюбоваться закатом над озером. Когда Люси наконец вернулась домой, то обнаружила Панду сидящим на одном из шести разномастных стульев за псевдовикторианским столом, вызывавшим у нее жгучую ненависть. Она не любила его не только за облупившуюся зеленую краску и уродливые громоздкие ножки, одна из которых стояла на куске сложенного картона, но и за то, что он буквально кричал о необходимости что-то изменить в этом некогда красивом доме.

Хотя перед Пандой лежала открытая коробка с пиццей, он съел всего пару кусков. Он поднял голову, когда Люси вошла. В желтом свете абажура, напоминавшего лампу Тиффани, его и так смуглая кожа казалась еще темнее. Она обратилась к нему, не называя по имени, как будто они были едва знакомы.

— Я жила в твоей спальне, но поскольку ты уезжаешь завтра, я не хотела бы перебираться ради одной ночи.

Он уперся локтями в спинку стула.

— Это моя комната.

К тому же это была единственная спальня на первом этаже: только там она могла спать спокойно, не боясь его.

— Я с радостью застелю тебе любую другую кровать, — сказала она.

— А если я против?

— Тогда я выберу другую комнату, и ты будешь спать на моих грязных простынях.

Он метнул на нее недобрый взгляд и ухмыльнулся.

— Мне нужно об этом подумать.

Она выдала холодный официальный ответ.

— Я была бы тебе благодарна, если бы ты думал быстрее. У меня выдался тяжелый день, и я хочу спать.

Ухмылка сошла с его лица, и он пожал плечами.

— Спи где хочешь. Мне все равно. И я сам себе постелю.

Он повернулся к двери, потом остановился.

— И еще кое-что. Не трогай дом. Все должно остаться как есть.

Об этом она точно позаботится.

Но на этом трепка, которую он ей устроил, не закончилась. Вскоре после того, как выключила свет, она услышала стук в дверь.

— Я забыл здесь зубную щетку, — сказал Панда через дверь.

Она встала, вытащила его зубную щетку из шкафчика с лекарствами, отперла дверь и просунула щетку в щель.

Панда так свирепо стиснул челюсти, что она с таким же успехом могла протянуть ему откидной нож.

— Ты заперла дверь? — произнес он шипящим шепотом.

— Это привычка, — нехотя произнесла она.

— Ты заперла дверь?

Если бы она начала рассказывать о том, как страшно в доме ночью, вышло бы глупо, поэтому Люси просто пожала плечами.

Он сдвинул брови, уголки губ поднялись, на лице отразилось презрение.

— Детка, если бы я хотел попасть в эту комнату, никакой замок меня бы не остановил. Но с какой стати мне напрягаться? Ты не настолько хороша.

Она глубоко вздохнула и захлопнула перед ним дверь.

В нем все клокотало от гнева, и хотелось кого-то ударить. Сколько раз Панда собирался поговорить с ней откровенно? Но она так раздражала его.

«Сука заслужила это. Если бы она не выводила меня из себя, я бы ее не ударил».

Он слышал это сотни раз на вызовах по случаю домашнего насилия, когда какой-нибудь осел пытался хоть как-то оправдать избиение женщины. Тот факт, что он использовал слова вместо кулаков, не делал его сколько-нибудь лучше подобных мерзавцев.

Он запустил пальцы в волосы. Будь лучшим в том, что тебе хорошо удается. Но когда дело касалось Люси Джорик, он терпел одно поражение за другим, причем с самого начала. Как только он подобрал ее в том закоулке, следовало отвезти ее к родственникам. Из-за своих попыток запугать ее он выглядел в ее глазах полным идиотом. Он совершал одну ошибку за другой, это привело к самой страшной ошибке. К тому вечеру.

Он и так с трудом держал себя в руках во время отдыха на Каддо, но в последнюю ночь в мотеле он сорвался. Он слишком много времени провел, прижимаясь к Люси, и слишком часто смотрел в эти зеленые, с карими прожилками, глаза, которые посылали ему сигналы бедствия всякий раз, когда она чувствовала себя в опасности.

Он собрался снова постучать в дверь. Но его рука тут же безвольно повисла. Какой смысл извиняться? Ей сейчас меньше всего хотелось его видеть.