— Брось, — сказала она, проталкивая меня вперед. — Это мой недостаток.

Женщина в развратной гепардовой накидке со словами: «Мисси, дорогая!» проскользнула между нами и исчезла, не дожидаясь ответа.

Множество людей расхаживали по галерее. Четыре бармена разливали спиртное с такой скоростью, с какой в Руанде разливают воду. В воздухе смешивались ароматы белого вина и скипидара.

Галерея, бывшая некогда складом на втором этаже, с деревянными фермами и поддерживающими их цементными простенками, выкрашенная белой краской, сама по себе увеличивала и без того солидную суету.

Для этой выставки правление избрало светлую идею пропилить в некоторых перегородках дыры, достаточно большие, чтобы вместить холодильники Додд-Гампсона, которые большей частью были выкопаны на свалке Колмы, чтобы освободить место для новых могил.

Мятые, ржавые, облупившиеся, они были варварски разукрашены радугой основных цветов, с непристойными кляксами, передранными прямо с палитры.

— Холодильники! — недоверчиво произнесла какая-то женщина, оказавшаяся рядом с нами на верхней площадке лестницы.

— Вот именно, — рассмеялся ее спутник.

Он махнул пластиковой винной бутылкой в сторону большого плаката, висящего поперек прохода:

ГЕНРИ ДОДД-ГАМПСОН

БЕШЕНСТВО ДОМАШНЕЙ ТЕХНИКИ

— Правдивая реклама, — заметил он.

— Спасибо хоть, они не называют это искусством, — сказала его подруга.

— Искусство подразумевается.

— Как вино?

— Восхитительное.

— Нам надо здесь оставаться?

— Катрин один покупает.

— Что?!

— Я не должен был говорить. Но, по-моему, она собирается подарить его тебе.

— Она не посмеет сделать мне такую гадость!

— Я так и подумал, что тебе нужно время подготовиться.

Мисси просматривала толпу и здоровалась с каждым третьим, а я между тем скользил глазами по двадцати четырем пунктам пояснений, висящих рядом с баром.

…Погибшие механизмы как синекдоха технологии на выброс/ артефакты удобств среднего класса в век, лишенный уюта/ запашок фреона с оттенком ностальгии и протухшей пищи/ мать, купившая блок льда на августовской распродаже в Куинсе/ ярды обтекающих холстов, с кусочками обшивки и соломы/ рождение и материя искусства/ полная проницаемость желатиновых мембран между структуральным Прагматизмом и выпотрошенной Формой/ тухлая рыба в ветхом прототипе — катализатор новой эстетики…

— Сэр?

Молодая женщина в смокинге выжидательно смотрела на меня из-за стойки.

— Эти ньюйоркцы воображают, что из нас на Западе проще простого сделать мартышек, — сказал я.

Она перевела взгляд дальше.

— Следующий, пожалуйста.

— Два вина, — поспешно сказал я. — Одно белое, одно красное.

— У нас есть шардонне, шабли, каберне, мерло, пино, цинфандель…

Я покачал головой:

— Одно белое, одно красное.

Она налила сразу двумя руками.

— Следующий, пожалуйста.

Я пронес пластиковые стаканчики сквозь толпу к Мисси, которая сказала:

— Он здесь.

— Джектор?

— Вон тот, который разговаривает с блондинкой.

Джектор щеголял бритой головой, жилетом в черную с золотом полоску, честерфилдом, бордовым шарфом, сверкающими черными туфлями и тростью из черного дерева. Разговор выглядел оживленным.

— Идем.

Переходя от группы к группе, стоявшим в большинстве спинами к шедеврам, Мисси начала странный прерывистый вальс посетителя галереи. Писк узнавших ее, воздушные поцелуи, рукопожатия и нервный смех. Шум стоял ужасающий. А потом между нами и нашей целью втиснулась кучка парода, включавшая совладелицу галереи Оливию Слоан, художника Додд-Гампсона и еще полдюжины каких-то неизвестных. Мисс Слоан несла в руках картонку с ценами и рулон с наклейками в виде красных точек.

Маленькая компания задержалась, чтобы обозреть побитый холодильник, украшенный пластиковыми лекалами разных размеров, наклеенных толстыми слоями и закрашенных хромовым желтым с кляксами тусклого черного.

— Этот называется «Ледяная Диана», — проговорила мисс Слоан.

— Хм, — произнесла женщина, стоящая рядом с ней.

— Неужели вам не нравится? Если бы Генри уже не продал мне другой, я бы сама его взяла для своего дома.

— А других похожих нет? — спросила женщина, нащупав путь к спасению.

— О нет, ни одного, — снисходительно сказала мисс Слоан; она прижала свои конторские принадлежности к груди и осматривала творение с нескрываемым удовольствием. — Все работы Генри уникальны. Дело в том, что у него рождается множество идей, и если вы присмотритесь, то сможете проследить хронологию данного мотива в развитии его работ.

— О! — разочарованно вздохнула посетительница.

Она, видимо, слишком много выпила, чтобы увернуться от покупки без явной грубости, но была еще не настолько невменяема, чтобы решиться на нее.

Художник стоял рядом, глядя несколько свысока, заложив одну руку в задний карман оригинальных джинсов высокой брюнетки, стоявшей рядом с ним. На губах у обоих играла улыбка, напоминающая удовлетворенность соитием и свойственная насытившимся на время кокаинистам.

— Оно… Он подписан? — спросила потенциальная покупательница.

Мисс Слоан широко улыбнулась. В пинг-понге вопросов и ответов каждый торговец произведениями искусства держит ответ на такой вопрос под рукой.

— Мистер Додд-Гампсон предпочитает познакомиться с владельцем, прежде чем подписать работу. Точно зная, к кому уходит вещь, и, желательно, ознакомившись с тем, как она будет расположена, он может оставить индивидуальную подпись.

Додд-Гампсон, растянув губы поверх стиснутых зубов, бессмысленно кивнул.

— О, — сказала будущая покупательница, — может быть, мы сможем дать чек… но что, если покупатель — не окончательный владелец? Я хочу сказать, если вещь покупается в подарок или… как пожертвование. Да…

Мисси отвернулась от этой сценки, но наша добыча уже скрылась.

— Черт, — сказала она. — Пойдем дальше.

Она врезалась в толпу, расплескав пару стаканов и вежливо, но твердо расталкивая народ.

— Вот он.

Она остановилась так резко, что я налетел на нее.

— Ох, милый, — сказала она, прижимаясь ко мне, — ты такой нетерпеливый.

— Это я-то нетерпеливый?

Она взяла меня за руку и потянула вперед.

— Мэнни, вот человек, с которым ты просто обязан познакомиться.